Город Теней - 3

Безымянной снились вороны. Две большие, иссиня - черные птицы важно расхаживали по траве, а она сама снова была ребенком, и заросли кипрея, окружавшие луговину, поднимали розовые, немного напоминавшие свечи, соцветия высоко над ее головой, а горячее, летнее небо накрывало мир, словно голубая опрокинутая чаша. Девушка сделала к птицам шаг, другой и проснулась.

Открыв глаза, она увидела, что кое-что из сна оказалось и в реальности; неподалеку от костра важно расхаживали два черных ворона. Интересно, - подумала Безымянная, - что они будут делать?? Но они просто заговорили:

 -- Это они.

 -- Они.

 -- Позовем их.

 -- Еще рано.

 -- Они могут пойти не туда.

 -- Я не про то. Пусть проснутся.

 -- Пусть. А потом позовем. Африканец ждет.

 -- Недолго осталось ждать.

Вороны захлопали крыльями и взлетели куда-то в крону клена с багрово-черными листьями.

Занимался серый рассвет, солнце еще не встало. Безымянная выползла из спальника и подобралась поближе к костру. Возле костра, положив рядом с собой карабин, сидел Олег и что-то поправлял палкой в горящих углях.

 -- Привет, - тихонько окликнула его Безымянная.

 -- Утро доброе, сестренка, - ответил он, окончательно засовывая палку в костер. - В твою смену все тихо было?

 -- Тише бывает только в могиле, - девушка потянулась, закинув руки за голову, встряхнулась, приводя себя в порядок, а Олегу подумалось, что хотелось бы обнять ее да опрокинуть, не всерьез, так, играючи Она чудо как хороша Да только у сестренки крутой нрав и подобных игр она не любит, рассвирепеет вмиг А злить ее лишний раз совсем не хочется.

 -- Ты видела воронов? - спросил он, чтобы перебить наползшие мысли.

 -- Когда? Если только что, то видела. Они ходили и разговаривали, да и сейчас, я почти уверена в этом, они сидят вон на том красном клене и чего-то дожидаются

 -- А ты обратила внимание на то, как они разговаривали?

 -- По-человечески. А что?

 -- Да так, ничего. Только то, что человеческим языком звери и птицы, обычно, разговаривают только в сказках. Чем больше я смотрю на этот мир, тем больше кажется, что либо я схожу с ума, либо все остальное.

 -- Не скажи. Довольно многих птиц можно научить произносить несколько слов.

 -- А Фенрир? Или по-твоему это тоже птица? Кроме того, вороны не повторяли заученные слова без смысла и цели, как оно обычно бывает с прирученными птицами, а явным образом обсуждали какое-то затевающееся дело. Понимаешь, это, похоже, они сами затевали дело и обсуждали его между собой. И дело это связано с нами

 -- День да ночь - сутки прочь По какому поводу базар? - возле костра появился встрепанный и сонный Валентин.

 -- Да, по сути, без повода. По новой обсуждаем те странности, что творятся в этом мире.

 -- Нашли чего обсуждать, - пробурчал Валентин, отчаянно зевая. - То, что там, откуда нас занесло, является странностью, здесь может являться самой что ни на есть нормальной нормой Так что, если хотите, вот вам мое мнение: обсуждать здесь нечего. Мир есть - какой он есть

 -- Я согласен. Привет, хьюмены, кстати. Хотя хотелось бы, вообще-то узнать подробнее, что и с чего здесь происходит О, ты уже ха готовку взялась? - Витек сунулся было к котелку и едва не получил ложкой по лбу.

 -- Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! - беззлобно огрызнулась Безымянная. Все будет в свое время. Ты лучше скажи, что остальные делают?

 -- Не знаю. Да, это действительно сюда кто-то приходил, или мне показалось? А то мне показалось, что здесь кто-то говорил, и голоса незнакомые, или как?

 -- Не столько приходил, сколько прилетал, - мрачновато ответил Олег. - Здесь почти только что была пара воронов. Ходили и разговаривали, между прочим, по-человечески. Честно говоря, мне все это не очень нравится. Я не люблю, когда замышляется что-то, чего я не знаю.

 -- Викинг, да будет тебе, - отмахнулся Валентин, - И чего тебе неймется всюду заговор искать

Безымянная молчала, частью следя за тем, что творилось в котелке, а больше глядя на то, как встающее солнце освещает листву кленов и под его лучами листва начинает играть невероятными сочетаниями красок, от багрового до золотого. Девушка обдумывала услышанный разговор воронов, пытаясь предположить, что же это могло значить. Она не верила, что птицы замышляют какую-нибудь пакость, ведь в прошлом всякий раз, как доводилось с ними встречаться, они вели себя как друзья, а не как враги или помощники врагов. Да и есть ли у их отряда враги, не считая живого оружия? Людь не в счет. Это не враги, а просто мелкие пакостники, очень бы хотевшие вырасти в пакостников крупных Впрочем, кому какое дело до этих медленно, но верно вымирающих шкодников

 -- А что ты сам бы подумал, - продолжал между тем Олег, - если бы явился кто-то, кого ты знаешь в основном по сказкам да мифам и начал обсуждать, будить тебя или обождать, потому что тебя дожидается, видите ли, кто-то, о ком ты до сего момента ни сном, ни духом не знал? Да еще опасается, что ты можешь, дескать, пойти в другую сторону?..

 -- Не знаю - задумчиво протянул Валентин.

 -- Я тоже, - поддержал его Витек.

 -- А мне кажется, - включилась в разговор Безымянная. - Мне кажется, точнее, я думаю, что ничего плохого вороны не замышляют, хоть и ведут себя так, словно готовят какой-то сюрприз. Братишка, да вспомни ты сам, как вы с Серегой и Глебом шушукаетесь да перешептываетесь перед восьмым марта или перед чьим-нибудь днем рожденья Да то, что вы замышляете, причем что-то вполне конкретное, можно понять за две недели до праздника, только посмотрев на ваши физиономии.

 -- Эй, кто тут меня поминал? - к компании присоединился Глеб, с треском и хрустом выдравшись из зарослей жимолости.

 -- Я поминала, - усмехнулась Безымянная. - Где там остальные? Вы так не то что завтрак - конец света проспите

 -- Здесь, - Серега возник из костра неизвестно откуда, беззвучно, словно призрак. - Если ты считаешь, что мы можем такое проспать, ты ошибаешься, Безымянная.

 -- Итак, почти все здесь - Безымянная обвела взглядом собравшихся.

 -- Все здесь, - уточнил тихий голос. Девушка резко оглянулась. В двух шагах позади нее стоял С'Гара, появившийся, словно тень. Столкнувшись с ней взглядом, он провел рукой по глазам и перевел взгляд на остальных, но сказать ничего не успел. С клена с багрово-черными листьями снялись и стремительно спланировали к нему две угольно-черные птицы.

 -- Идем с нами, - произнес один из воронов, приземлившись между костром и Безымянной.

 -- Африканец с нами, - добавил другой, устраиваясь на плече у С'Гары.

 -- Давно я не слышал от вас человеческой речи, - усмехнулся С'Гара, - Насколько это важно?

 -- Важно. Идем. Все. Нас ждут, - ворон нетерпеливо вышагивая из стороны в сторону.

 -- Говорим по-человечески. Ответ сложнее, чем просто да? или нет?, - добавил другой.

 -- Кто такой африканец?? - задала вопрос Безымянная.

 -- Вы думаете похоже, - один из воронов внимательно посмотрел вначале на нее, потом на С'Гару.

 -- Птица, как и мы, - ответил второй ворон.

 -- А как далеко нам придется идти, если мы пойдем?

 -- Два часа лету, если не торопясь.

 -- Это для вас. А для нас - приблизительно ходовой день, - уточнил С'Гара.

 -- Но если, по-вашему, этот Африканец - птица, как и вы, то почему он сам не прилетит? - в голосе Олега звучало подозрение. - Почему это мы должны идти?

 -- Африканец летает не так хорошо, как мы, - ответил ворон, который сидел на земле, а потом издал странный звук, отдаленно похожий на протяжное, скрипучее карканье, и одновременно на грубый смех. Второй ворон ответил таким же звуком и оба взлетели и закружились в воздухе, всем своим видом выражая удовольствие.

 -- Хьюмены, вы хоть чего-нибудь понимаете? - Глеб поглядел сначала на Серегу, потом на Валентина.

 -- Думаю, что с ними идти можно, - ответил Серега. - Эти птицы совершенно честно хотят сообщить нам что-то важное. Или, по крайней мере, привести к какому-то важному источнику информации.

 -- И источник информации из их же, птичьего народа, - добавил Валентин. - Единственное, чего я не понял, так это юмора в конце. Что-то об атмосферных течениях.

 -- А перевести сможешь?

 -- Ага. Лет этак через пятнадцать - двадцать, при условии, если ничем другим занят не буду, - по лицу Валентина расползлась мрачноватая улыбка. - А соль все равно уловить не получится, слишком уж мы и птицы живем по-разному.

 -- Если можно спросить, какого рода информация? - Безымянная, не отрываясь, следила за полетом черных птиц, чувствуя, как что-то сжимается в душе, словно от ответа на этот вопрос зависело нечто важное.

 -- Проект. Информация о каком-то старом проекте, - откликнулись вороны, поднимаясь по спирали в голубеющее небо.

 -- Все ясно, - подвел итого С'Гара. - Это действительно важно. Нужно идти.

 -- Мы покажем пути! Идите за нами! - откликнулись на его слова черные птицы.

Собрались быстро. Отряд не торопился так со времени бегства из людского города. Над головой кружили черные птицы, словно торопя, чтобы отряд быстрее двинулся в путь.

Казалось, что в мире нет ничего, кроме густого смешанного леса. Несколько раз пришлось переходить через широкие, но мелкие реки, лениво текущие в топких, болотистых берегах.

 -- Река молочная, берега кисельные - ворчал Витек, с протестующим хлюпаньем и чавканьем выдираясь из очередной речной приболотицы.

 -- Мечта вечного лодыря, - усмехнулась в ответ Безымянная. - Чтоб молоко вместо холодной воды и уж непременно кисель вместо илистого берега. И чтоб обязательно ничего не нужно было делать.

К вечеру отряд попал в очень странное место. Это была старая гарь, поросшая березой и терном. Мертвые, обгорелые стволы походили на телеграфные столбы: но не это было странным. Почти на середине гари несколько мертвых стволов легли один на другой, образовав что-то вроде каркаса шалаша. Кто-то превратил древесный завал в жилище. Дыры и щели между бревнами были тщательно забиты дерном и глиной и прикрыты чем-то, что должно было обозначать крышу - словно кто-то грубо сшил прутьями большие куски бересты. Из дыры в крыше лениво поднималась струйка дыма. В крытой корьем земляной избушке, размером несколько поменьше строительной бытовки, кто-то жил.

 -- Пришли!

 -- Привели! Привели! - Вороны, за которыми весь день следовал отряд, с криком закружились над крышей избушки.

 -- Похоже, мы пришли, - С'Гара скинул рюкзак и опустился на поваленный ствол. - Теперь осталось подождать того, к кому нас привели.

 -- Это нас основательно отклонило от прежней дороги, - проворчал Олег, следуя примеру командира.

 -- А отклонило ли? - Безымянная пристально посмотрела на них обоих, потом оглянулась на остальных. - Наверно знаете, кратчайший путь - далеко не всегда самый быстрый Иногда гораздо быстрее идти именно в обход

Ждать пришлось недолго. Из избушки послышалась возня и из дымовой дыры выбрался большой, серый, краснохвостый попугай.

 -- Здравствуй, С'Гара, - сказал вдруг попугай. Голос его звучал странно, звуки речи перемежались тресками и шорохами, впрочем, понять его было легко. - За сорок лет ты совсем не изменился. Я - Африканец.

 -- Откуда ты меня знаешь? - недоверчиво спросил С'Гара.

 -- Видел. На фотографиях и видео. Давно. Когда я жил в Норс Мультимэджик?.

 -- Тогда понятно, - С'Гара видимым образом расслабился. - И что ты хотел мне сказать - ведь к тебе вели нас вороны?

 -- Ко мне. Я кое-что знаю про проект Вальгалла?. Надеюсь, тебе это пригодится.

 -- Рассказывай, - голос С'Гары упал до чуть слышного шепота.

Попугай нахохлился, переступил с лапы на лапу и вдруг заговорил двумя разными голосами.

 -- Только не японца. Даже с магической поддержкой он проживет едва сто лет. Я настойчиво предлагаю кукушонка.

 -- А он не уйдет?

 -- Он не уйдет, даже если вспомнит, кто он такой. Он не найдет вторую половину. Да что там, я сам не знаю, где ее теперь искать. И еще. Он никуда не денется из замка троллей. Наш мир его слишком испугает.

 -- Точно ли ты уверен, что он не выйдет из-под контроля? У нас есть резервные способы управления им?

 -- Резервный способ контроля обслюнявил тебе утром рукав.

 -- Умно. Значит, через месяц активация?

 -- Да.

 -- Больше я не помню, - произнес попугай своим обычным голосом.

 -- Одного я узнал, - медленно произнес С'Гара. Это господин Судраффсон, один из ведущих магов Норс Мультимэджик?. Он рассказывал. А его собеседника я не знаю Зато я знаю, что такое Замок Троллей?. Так называлась лаборатория, в которой меня содержали.

 -- И еще, - продолжил попугай.

 -- Он был необходим для переброски. Но не пора ли вывести его из проекта? По возможности, полностью. - На сей раз это был сварливый, скрипучий женский голос.

 -- А кто займется его сейфом? Да, в сущности, он прекрасно понимает, что сейчас ему выгодней быть с нами. Да и специалист он достаточно ценный.

 -- А кукушонок?

 -- А что - кукушонок? Ну, научил его лаборант играть в секку. Юридически-то он никто, по бумагам оформлен как экспериментальный констракт в постэмбриональной стадии. Собственность компании.

 -- А если все же придется свернуть проект?

 -- Ну, тут все просто. Кукушонка мы выводим. Лаборанта под это дело - тоже. Медвежат придется. Они подчиняются только кукушонку. Жуки и сорняки вымрут сами. Контроль можно оставить. <> просто хорошая собака.

 -- А шарик?

 -- Шарик потеряет всякую ценность вообще. Нельзя будет даже узнать, кто, что и сколько времени с ним делал.

 -- Вот теперь - все. Я не помню точно, когда это было, когда это говорили, я был всего лишь птицей, которую держали для развлечения. Знаю только, что было это незадолго до того, как все стали изменяться.

 -- Спасибо, - медленно произнес С'Гара. - Не скажу, что понял все, но что-то понял, стоило идти больше двух дней пути Ладно, вечер уже. Где нам разбить лагерь, чтобы никому не мешать?

* * *

Катюха таращилась в окно. Делать было нечего. Лучше всего было бы, конечно, спать. Но даже спать уже не хотелось. Поезд тащился черепашьим шагом, скрипя, треща и покачиваясь на ржавых рельсах.

Внезапно дверь купе распахнулась и внутрь влетел сам господин Харуяма. Катюхе подумалось, что весь он - и коричневая форма, и ремни портупеи, и белые (впрочем. давно уже серые) перчатки, и лицо господина Харуямы, и даже шелковая оплетка рукояти меча - все выглядело каким-то потертым.

 -- Остолопы! Бездельники! - ворчал на ходу господин Харуяма, выпячивая грудь и выкатывая глаза. - Опять все они делают не так, как надо. Я бы понял, куда девается топливо, работай паровоз на спирту. Но куда они ухитряются девать дрова? Да еще маг с этим городским попом, чтоб его танки сожрали, - продолжил генерал, меряя шагами расстояние от двери до окна и обратно. - Идиоты, и уши ременные, они ж его спугнули, а теперь жди, когда и где он снова высунется А это не так-то просто. Он хитер, как демон Тэнгу, а осторожен, как змея в норе

 -- А на кой тебе сдался этот мутант? - Катюха одарила господина Харуяму одной из самых зазывный своих улыбок. - Неужели тебе больше нечем заняться? - Она извернулась, попутно демонстрируя все содержимое своего декольте.

 -- Ты ничего не понимаешь, - ворчливо начал было господин Харуяма, но тут же оборвал себя на полуслове. - Подожди минуту, дорогая, я сейчас. - И выскочил за дверь.

Господин Харуяма, выйдя из купе, тщательнейшим образом проверил, не собирается ли кто подслушивать его разговоры. Убедившись, что в помещениях по одну сторону его обиталища никого нет, он заглянул за дверь, за которой обитал его адъютант.

Как только генерал открыл дверь, в нос ему ударила могучая волна перегара, казавшаяся почти осязаемой. Подавив в себе желание немедленно захлопнуть дверь, господин Харуяма оглядел тесное, захламленное помещение, словно от века не видевшее уборки.

Локи валялся на койке лицом вниз и отчетливо храпел. Его лица генерал не видел, видел только сбитую в войлок, немыслимо грязную гриву светлых волос. Одна рука безвольно свесилась, и пальцы почти касались пола, на котором, казалось, еще немного - и можно будет выращивать картошку.

Сволочь!?, - подумал с ненавистью господин Харуяма, - Где он только ухитрился достать самогон, ведь я лично перед отъездом с базы проверял, чтоб в поезде этого зелья не было? Однако ж, факт налицо - опять он пьян до бесчувствия Ну да ладно, нет худа без добра - по крайней мере подслушивать не будет?

Генерал усилием воли подавил непрошеную мыслишку о том, что было бы чертовски здорово воспользоваться моментом и разрядить всю обойму пистолета Локи в затылок, и закрыл дверь.

Когда дверь закрылась, Локи мысленно посмеялся - опять Харуяма попался на шитый белыми нитками трюк с вылитыми по углам двумя стаканами самогона. Любопытно, сообрази ли он когда-нибудь, что его, как последнего лоха, водят за нос? Ну да ладно, зато стоит послушать, о чем это он собрался секретничать с девахой, которую притащили из города вместе с попом Локи прислушался. Тонкая фанерная перегородка не являлась серьезной преградой для разговора по другую ее сторону.

- Это началось лет сорок назад, - начал господин харуяма, если быть точным, сорок пять лет, три месяца и два дня назад. Тогда начался проект Вальгалла?. Я происхожу из древнего, но обедневшего самурайского рода. Мой прадед сражался в Квантуньской армии, его брат был командиром на Ямато? в его последнем походе. Его дядя погиб у озера Хасан, другой его дядя был в 1939 году комендантом аэродрома Ханькоу

Локи чуть не фыркнул, но сдержался. Предки господина Харуямы каким-то образом умудрились засветиться во всех многочисленных местах позора японского оружия, но комендант базы W, пожалуй, вписал в эту историю самую грязную страницу. Один налет от 9 ДБ-3 с советским экипажем стоил японцам 64 самолета, 130 убитых (в том числе 7 высших офицеров) и 390 раненых (включая командующего японской артиллерией). Коменданта аэродрома расстреляли.

Прочие предки господина Харуямы также прославились своей везучестью? - они упорно оказывались на наиболее бездарно утопленных кораблях и в наиболее бессмысленно погибших частях.

Катюха, не знавшая подобных тонкостей, терпеливо ждала, когда Харуяма наконец перейдет к делу.

 -- а я, чтобы оплатить обучение воинскому искусству, нанялся в корпоративную полицию компании Норс Мультимэджик?. В то время я был лейтенантом. Когда развернули проект Вальгалла?, корпоративными магами был создан Мировой Талисман

 -- А что такое Мировой Талисман? - встряла Катюха.

 -- Никто этого толком не знает. Но сил на него было потрачено много, а мутант, привязанный к нему, стал неподвластен времени. По заслугам и справедливости, управлять Мировым Талисманом должен был я, а не этот проклятый мутант. Одни демоны знают, с какой помойки его откопали корпоративные маги, сволочи и предатели

Ну, положим, далеко не с помойки, - подумал Локи. - Уж я -то знаю.?

 -- А в результате, - продолжал господин Харуяма, - эта сволочь перехватила у меня хорошую работу, а я остался ни с чем. В самый разгар Безумного Времени эта погань каким-то неведомым путем ухитрилась сбежать из лаборатории, где его содержали. И это при том, что лаборатории охранялись чуть ли не основательнее, чем хранилища с золотым запасом.

Кому неведомым - тому неведомым, - подумал Локи. - Еще за три года до проекта я постарался узнать, куда может выводить старая вентиляционная шахта. Всего-то и нужно было - аккуратно снять лист пластика в стенной обшивке. Шахта выводила в старую бойлерную, замурованную во время последней реконструкции. Она и на планах здания-то не был указана. А дверь за бойлером вела в бомбоубежище, надо полагать, еще времен Второй мировой. А уж там, через пролом в стене ничего не стоило попасть в коллекторы городской канализации. Я это держал для себя в качестве запасного выхода, тем путем не то что двое - дивизия могла уйти, и никто ничего бы не заметил. Вот и пригодился этот выход, когда очередные поборники экологии устроили в здании погром.?

 -- Сбежать-то он сбежал, - в голосе господина Харуямы начали проскальзывать истерические нотки, - Но этот сумасшедший мутант не умеет даже распорядиться свалившейся на него властью. Он шляется по миру безо всякой системы, а Мировой талисман, между тем, где-то валяется. И ведь эта сволочь знает, где. Да достанься Мировой Талисман достойному человеку - весь мир был бы у меня в кармане!

 -- Разумеется, - промурлыкала Катюха и посмотрела на господина Харуяму со вполне искренним интересом.

 -- Я слышал, - продолжал Харуяма, - что Талисман можно перенастроить на другого хозяина. Поэтому мой священный долг - сделать это! Я знаю, что для этого нужно, чтобы в одном месте оказался и Мировой Талисман и нынешний его владелец.

 -- А что нужно будет делать дальше? - в голосе Катюхи звучало вполне искреннее восхищение.

 -- Я - потомок древнего самурайского рода, - господин Харуяма заявил это с гордостью и апломбом. - Я разберусь на месте. А когда Мировой Талисман будет у меня в руках, уж я сделаю из этого сброда людей! А заодно можно будет и от Локи избавиться.

 -- М-м А зачем от него избавляться?

 -- Еще когда он работал в Норс Мультимэджик?, он вынюхивал и подслушивал везде, где только можно, и где нельзя - тоже. Он втирался в доверие к руководству и тащил все, что плохо лежит. Он собирал компромат на всех подряд, а шантаж, похоже, был основным родом его деятельности. Это можно было бы терпеть, кабы он работал на меня, но он работает только и исключительно на себя самого. Его давно следовало бы убрать, не будь он так нужен. Достаточно уже того, что он пронырливая и слишком умная сволочь. А кроме того, с какой это стати я должен терпеть около себя мутанта?

 -- Разумеется, - ответила Катюха и подумала: Ну, поживем - увидим, на кого он будет работать?

* * *

Малая медведица - берлоге. Без видимой причины командир уклонился западнее. Продолжаем движение.?

* * *

Сквозь листву просвечивало еще светлое небо, на котором начали уже появляться первые звезды. Если бы кто-нибудь заглянул в этот момент в лощинку на краю старой гари, он увидел бы небольшой костер, горящий между валунами, и четыре темные фигуры, устроившиеся вокруг и едва освещенные неровным, пляшущим светом пламени.

С'Гара, Олег, Безымянная и Валентин сидели у костра и негромко переговаривались.

 -- Вкратце - вот наши результаты. Кукушонок - безусловно, я. Лаборант - Локи, некому больше. Медвежата - отарки. Контроль - Фенрир, видимо.

 -- Если так, - подал голос Валентин, - то ты не можешь уйти - откуда? - пока не вспомнишь, кто ты такой и не найдешь вторую половину

 -- Что я не помню, кто я такой, я и так знаю. А вот в том, что я - не констракт, я уверен не был. Откуда уйти - я, честно говоря, не знаю. Что за половина - тоже. Видимо пойму, если вспомню.

А отарки, выходит, были как-то завязаны на меня. А вот Локи, похоже, рассказал мне куда меньше, чем знал. Это он зря <>

Интересно, кого и куда перебрасывали?

 -- Дойдем до Крапивника, она разберется, - улыбнулся Валентин.

 -- Кстати, - вставила Безымянная, - а как мы теперь к ней пойдем?

 -- Приблизительно так, как предполагали изначально. Скорее всего, вернемся на старый путь. А вернее всего будет спросить воронов завтра утром.

 -- А кто такой этот Локи? - спросил Олег. - Это опять совпало имя, на сей раз с командиром Воинов Ночи??

 -- На сей раз никакого совпадения, это одно и то же лицо, - по лицу С'Гары пробежала мрачная тень. - Он был лаборантом в Норс Мультимэджик? и работал как раз в Замке Троллей. Собственно говоря, там-то я с ним и познакомился.

 -- А кем ты там был? - Валентина явно заедало любопытство.

 -- Объектом. Я участвовал в каких-то исследованиях, был частью проекта Вальгалла?. Судя по всему, очень важной. Ладно, ничего мы больше не надумаем. Я дежурю первым, Валентин за мной. Так что, всем спать.

* * *

Грохот, треск, вонь горящего пластика. Звук беспорядочной стрельбы где-то в недрах здания. Пока, вроде бы, этажом ниже - но это ненадолго. А в уютно, даже почти роскошно обставленной камере пять на шесть метров нет ничего, что хоть как-то сошло бы за оружие Окон, кстати, тоже нет, только единственная дверь в одной из стен. Бежать из камеры было невозможно, в вентилляционную решетку пролезть бы, <> что открыть дверь можно было только снаружи. Выйти из двери можно было только под конвоем. Да если даже и удастся вдруг выбраться отсюда - куда идти? Он знал лишь очень небольшую часть здания, а что творилось за пределами этой известной части, ему было известно лишь приблизительно.

Значит, если придется сражаться, то только голыми руками Невеликое преимущество перед вооруженным противником, вернее, отсутствие всякого преимущества. Таков этот мир, ничего не поделаешь

От мыслей отвлек звук отпираемого замка. Кто? А кто бы то ни был, здесь нападающие наверняка ничем не лучше обороняющихся. Он приготовился ударить первым, как только откроется дверь.

Когда дверь приоткрылась, выяснилось, что за ней клубится совершенно непроглядный дым. К тому же, тот, или те, кто был за дверью, не открыл ее во всю ширину, а только чуть-чуть, щель, в которую нельзя было протиснуть кулак.

 -- Узнал меня? - послышался из-за двери приглушенный голос Локи. - да или нет?

 -- Да. - Он знал Локи достаточно хорошо, чтобы до определенного уровня доверять ему.

Дверь распахнулась во всю ширину.

 -- Быстро за мной. Потом все расскажу, если живы останемся.

Стремительный бег по каким-то задымленным коридорам, где лампы аварийного освещения едва справлялись с темнотой, освещая в основном дым вокруг себя.

 -- Сюда! - Сильная рука дернула его в какой-то боковой проход. Он никогда здесь не бывал, оставалось только довериться Локи, да надеяться на то, что он знает дорогу. Беспорядочная стрельба становилась все ближе, а от воя сирен закладывало уши. Сигнал тревоги, похоже, звучал по всему Замку Троллей.

Они едва успели нырнуть в какую-то дверь, как мимо с топотом пробежала группа не то охраны, не то нападающих.

 -- Это их не остановит, но хотя бы задержит. - Локи аккуратно установил на двери растяжку. - А теперь за мной!

Локи отодвинул кусок обшивки на стене и протиснулся в образовавшуюся щель. Раздумывать было некогда. Он метнулся следом за Локи.

За обшивкой оказалась тесная ниша. Локи задвинул обратно обшивку и сильно нажал на одну из стенок ниши. Кусок стены подался и с треском провалился, открывая дыру, из которой потянуло затхлостью.

По тесной трубе они проползли метра четыре вверх, когда в оставленной ими комнате грохнул взрыв. Локи коротко и зло усмехнулся.

Труба кончилась еще через пару метров. Она вывела в узкий и чудовищно замусоренный проход. Стараясь двигаться бесшумно, они прошли по этому коридору с пару десятков шагов, отодвинули плиту в стене, пробравшись через кучу какого-то хлама, вывернули из двери технического шкафа и очутились в виварии.

Они быстро прошли длинное помещение вивария, открывая по дороге подряд все двери боксов и клеток. Сирены выли и здесь, но стрельбы на этом этаже пока что слышно не было. Впрочем, дым и вонь постепенно начали просачиваться и сюда.

В узком длинном, с высоченным скругленным потолком, техническом помещении, Локи неожиданно оставил его, сказав, чтоб его ждали здесь. Что он ще задумал? Вскоре он вернулся в сопровождении большого белого толстолапого щенка. В ответ на удивленный взгляд он в сердцах огрызнулся:

 -- Пропади оно все пропадом и сгори ясным пламенем. Фенрира я им оставлять не собраюсь, пока я жив и вправе решать.

Установив растяжку на двери, Локи стал что-то делать с одной из панелей, которыми была обшита стена под раковиной, угнездившейся между уходившими почти до потолка шкафами с какими-то реактивами. Через пару минут пластик поддался и открыл очередную темную дыру в стене.

 -- Бери Фенрира и вниз до конца.

Дыра оказалась старым воздуховодом. Это был короб где-то метр на метр со скобами изнутри. Фенрир оказался на редкость умным существом, он не пытался вырываться или цепляться за что-либо лапами, а просто сжался, явно стараясь занимать как можно меньше места. От него исходила смесь доверия и страха, а еще уверенность в том, что двуногие-то уж наверняка найдут выход.

Воздуховод кончился абсолютно неожиданно, где-то, где тьма стояла такая, что не видна была даже белая шерсть Фенрира.

 -- Эй, отодвиньтесь куда-нибудь, - послышался сверху голос Локи.

Через минуту он оказался рядом. Луч фонарика осветил колодец перекрытого чем-то сверху внутреннего дворика. Стены, выходившие в этот темный, затхлый колодец, ощетинились решетками кондиционеров.

 -- Немного осталось, - тихо произнес Локи, открывая какой-то люк в покрывавшем дворик асфальте.

Через люк они попали в заброшенную бойлерную. Видимо когда-то через этот люк загружали топливо для котла. Ржавый котел все еще стоял в углу небольшого и неимоверно пыльного помещения. Попасть сюда можно было только через люк в потолке - дверь давным-давно была замурована.

За котлом обнаружилась низкая, обитая железом дверь. Петли двери были тщательно смазаны, и открылась она беззвучно.

Несколько ступенек вниз. Большое. Пыльное и захламленное помещение с низким потолком. В воздухе висит неописуемый смрад, совершенно непонятно, что могло бы так вонять.

В дальний стене обнаружился пролом. Они, все трое, протиснулись между потрескавшимися покореженными железобетонными плитами. За ними был бетонный коридор, оба конца которого терялись в непроглядной темноте. По стенам шли какие-то трубы, под ногами хлюпала омерзительная, не поддающаяся определению, жижа.

 -- Ну, здесь они нас ловить уже вряд ли будут, - голос Локи звучал угрюмо и устало. - Мы с тобой теперь свободны, как городская грязь.

 -- Куда мы попали?

 -- Добро пожаловать в канализацию Большого Осло, - усмехнулся в ответ Локи, шагая вперед по чавкающей жиже. - От Норс Мультимэджик? нам, кажется, сейчас удалось удрать. А путь наш теперь лежит туда, где живут те хьюмены, которые могут считать себя свободными. На помойку Большого Города.

* * *

Олег шел по городу, обливаясь потом под грузом каски. Бронежилета, автомата и прочего добра, составляющего полную выкладку. Что-то очень важное позарез нужно было найти

Город был стар. Узкие кривые улочки, белые каменные дома Юг, несомненно, юг. Город был основательно прожарен солнцем и обожжен войной. На каждом шагу Олегу встречались стреляные гильзы, разорванные упаковки индивидуальных пакетов, кое-где пустые мухи? и даже брошенные автоматы.

Из боковой улицы на маленькую площадь смотрела десантная безоткатная пушка. За не грудой лежали вскрытые ящики и мостовая была покрыта стреляными гильзами.

А вот следов гари не было. Не было также ни людей, ни собак, ни кошек, ни крыс, ни даже птиц. И трупов не было, и следов крови.

Словно кто-то до блеска отдраил город, и аккуратно вернул на место стреляные гильзы.

Впрочем, это было неважно. Нужно было найти Кого? Чего? Зачем?

Олег, похоже, заблудился, в лабиринте улочек. Во всяком случае, мимо брошенного миномета (81 мм, немецкий, времен той еще войны) он проходил уже второй раз. Или третий? Или первый?

Воды во фляге почти не оставалось, но во дворы Олег не заходил. Во дворы - нельзя. Почему-то. Почему? Не важно.

Тихо. Даже ветра нет. Тихо до звона в ушах, так тихо бывает только после взрыва снаряда совсем рядом.

Олег передернул затвор. Лязг железа о железо и шлепок патрона о камень прозвучали противоестественно громко. Олег замер и несколько секунд прислушивался. Тишина.

За очередным поворотом стояла полевая кухня. Перед ней, на ящиках, спиной к Олегу и вполоборота друг к другу, сидели два человека - один в потертом <>, другой - в бурке, и по очереди ели из консервной банки, стоящей на третьем ящике.

Ложки чавкали в содержимом банки и скребли о края.

Медленно, очень медленно, Олег пошел вперед. Он не дошел до них с два десятка шагов, когда оба обернулись.

Он узнал обоих.

И оба узнали его.

Андрюха, в ту жуткую ночь бросившийся по его, Олега, приказу к пулемету и упавший с двумя пулями в голове и еще четырьмя в груди и животе.

И горец, которого Олег полчаса спустя заколол штыком. Очень основательно заколол.

Радость на лице Андрея сменилась разочарованием, потом он махнул рукой - иди, мол, сюда.

Олег не знал, идти ли ему вперед, или бежать, ноги все равно его не слушались.

Горец посмотрел внимательно на Олега, помотал головой отрицательно и, неторопливо взяв Андрея за плечо, повернул его к Олегу спиной. И отвернулся сам.

Тогда Олег развернулся и побежал. Он бежал до тех пор, пока кто-то не дернул его за ногу, свалив на жесткую землю.

В уши ворвался грохот стрельбы.

 -- Куда бежишь, салабон? - заорал, перекрывая шум, незнакомый капитан с грязным лицом и перебинтованным лбом. - Подстрелят

Олег открыл глаза. В лицо ему светила полная луна, а около спальника сидел

 -- Твоя очередь.

 -- Нет! Еще нет! - Олег попытался перекатиться.

 -- Да ты не кричи, - ох, это же Глеб. - Что - так не выспался?

 -- Да нет Приснится же такое

 -- Ты встаешь?

 -- Да, да Ложись, я уже проснулся

* * *

Пламя. Пламя, быстро и бесшумно пожирающее бумагу. Она опять сжигала свои мысли и мечты, так повелось давно. Никто не должен знать того, что ты думаешь о том, что проходит вокруг, то, что ты есть или чем надеешься быть. Конспекты лекций остаются. Горе и страх, любовь и ненависть - идут в огонь. Если не можешь избавиться от мысли или мечты - перенеси их на бумагу. А бумагу сожги. Так было на войне. Так было и дома. Ибо правильное мнение - это общепринятое мнение, другим места нет. Пламя пожирало бумагу. Она смотрела в пламя.

Когда она еще не научилась писать - она рисовала, пытаясь задержать на бумаге образы, приходившие в странных снах, казавшихся реальнее яви. То, что получалось, ей не нравилось, она понимала, что все это - не то. Сплошное не то.

Матушка подбирала эту мазню, обрывки странных воспоминаний, таскала по знакомым, где какие-то тетки сюсюкали и восхищались богатой фантазией девочки?. Частенько на такие сборища матушка таскала и ее, и тогда тетки сюсюкали и начинали исходить умилением вокруг нее. Она ненавидела их запах, напоминавший запах дачного сортира, залитый какими-то приторными духами. Они хотели приласкать ее, гладили по голове, и она улыбалась в ответ, растягивала губы в пустой, резиновой улыбке. Она ненавидела их руки, их прикосновения, но прятала ненависть за резиновой маской. Она рано научилась прятать ненависть. Она рано научилась говорить только то, что от нее хотят услышать. Матушкины подруги задавали глупые вопросы, давали глупые советы по ее рисункам, которые она выбросила. Она отвечала на глупости глупостями, которые от нее ждали. Ах, как она любит свою мамочку. Ах, какая умная девочка, ? - восклицали тетки, когда она по просьбе, больше подходившей на требование, целовала и обнимала матушку. На деле же за этими поцелуями и объятиями не было ничего, кроме пустоты. Она вела себя словно дрессированное животное. Она знала, что за любое другое поведение на нее будут кричать, и не останется ничего, кроме страха и боли в душе. Тетки восхищались ее умом, послушанием и серьезностью - а она боялась крика, который был хуже побоев.

Пламя. И в пламени - образы тех, кого она любила и продолжала любить. Все мертвые. Давно мертвые.

Прабабушка. Бабушка Агата, как она звала ее. Маленькая, сухонькая, седая как лунь, сгорбленная старушонка, пережившая революцию и две войны. Бабушка напоминала ей белую полярную сову. Когда бабушка агата умерла, девочка поняла, что осиротела. Ей редко доводилось видеться с бабушкой Агатой, матушка за что-то терпеть не могла эту старую родственницы, бабушку отца ее дочери. За что - девушка так никогда не поняла и не узнала. Матушка не вызывала у нее ничего, кроме равнодушия. Бабушку Агату она любила. Бабушка была единственной, кто разговаривал с девочкой, как с равной. Древняя учительница была строга, но это была справедливая строгость, ничего общего не имевшая с криком матушки. От нее девочка узнала то, что стало одним из правил ее жизни - личные мысли нужно сжигать.

Лица тех, с кем она воевала. Матушка скандалила с родственниками и знакомыми власть имущих? за приоритетное право на эвакуацию, а девочка, вместе с теми, чьи лица видела сейчас сквозь пламя, надев камуфляж, убивала врагов на подступах к городу. Тогда она всерьез поняла, что отныне она с миром - на равных. Что она - боец. Личность, а не игрушка. Тогда в ее жизнь вошел Олег. Тот, кто стал ей старшим братом. Матушка ничего об этом не знала.

Дик. Темно-карие, преданные глаза на косматой морде. Полгода пес был единственным. С кем она могла поделиться своими мыслями. Сначала матушка согласилась на то, чтобы у нее был пес. Из пушистого, толстолапого щенка он превратился в большую добрую собаку. Стипендии едва хватало на одну плюшку овсянки на двоих, но даже это было лучше, чем одиночество. Девушка никогда не просила денег у матушки, а то, что получала, старалась истратить сразу, пока матушка не обшарила тайком карманы, забрав все до копейки. Но однажды, придя домой, она не нашла Дика. Матушка клялась и божилась, что он убежал, когда она вывела его гулять. Девушка сначала поверила ей, хотя это и не было похоже на матушку. Она обыскала чуть ли не весь город, но Дика так и не нашла Только много времени спустя она случайно узнала правду - матушка просто-напросто сдала собаку в виварий какой-то медицинской лаборатории

Гарпун. Девушке на мгновение послышалось конское ржание и топот копыт. Серый конь. Старый верный друг. Списанный с конкурса после того, как какой-то придурок из начальских сынков въехал на нем в препятствие. Девушка тогда, втайне от матушки, подрабатывала конюхом на той конюшне. Сначала Гарпуна начальство любило за доброту и безотказность, потом его поноровили и списали в прокат, а затем и вовсе поставили вопрос о его ликвидации.

Девушка работала за троих, чтобы собрать нужную сумму. Чтобы выкупить коня. Почти все уже было собрано, она нашла надежного человека, кому она смогла бы передать Гарпуна. Но в последний момент, когда она была на работе, матушка выломала в ее комнате замок и устроила уборку?, как она это называла, а на деле - самый настоящий обыск, перешарив все шкафы и ящики, и забрав все отложенные деньги. Коня сдали на мясо комбинат. Так девушка потеряла и друга, и работу. Оставаться на конюшне она, после этого, больше не могла

Она оторвала взгляд от пламени. Вокруг нее были толстые, оструганные деревянные стены. Мощные, открытые потолочные балки терялись во тьме над головой. Она знала, снаружи - снег. Снег, занесший дом по самый гребень крыши. Ну и пусть В доме царили тишина, спокойствие и темнота, разгоняемая лишь пламенем открытого очага, в котором горели вовсе не перенесенные на бумагу мысли и желания, а заготовленные с осени поленья.

Она встала. Под босыми ногами были надежные деревянные половицы. Она прошла в соседнюю комнату, где находился основной отопительный блок - топлива было достаточно, можно не беспокоиться. Пусть снег заметает дом, на то и зима. Время, когда весь мир погружается в оцепенение, в долгий зимний сон, чтобы проснуться весной Она вернулась к очагу. Поленья постепенно догорали и она подложила пару новых. Спокойствие и тепло. Она знала, что не одна в доме. Вместе с ней был кто-то, отчасти похожий на названного братца, отчасти на нее саму, и вместе с тем - совсем другой. Она мучительно пыталась вспомнить лицо - и не могла. Было только ощущение большого, сильного, но вместе с тем теплого и спокойного существа. Здесь. Совсем рядом. С этим существом ее связывала не просто дружба, как с братцем Олегом. Это было нечто гораздо больше, что-то, чему она не могла подобрать по-настоящему адекватного названия. Да, в этом и не было необходимости.

* * *

 -- Эй, - кто-то осторожно тряхнул ее за плечо. - Вставай, твоя смена.

 -- Угу - безымянная открыла глаза и увидела перед собой узкое, большеглазое лицо Сереги. - Уже проснулась

Серега беззвучно канул куда-то в темноту. Безымянная потянулась, протерла глаза и вылезла из спальника. После тепла окружающий воздух на мгновение показался ей холодным, словно вода из реки. Зябко поеживаясь, она села поближе к костру. Было не так уж темно, как показалось сначала. Светало. Значит ее смена была последней, за ней последуют сборы и дорога. Вновь дорога У бродячей жизни однообразный ритм. Но все же нужно идти. Идти - чтобы вернуться. Вернуться - куда? Глеб и Серега говорят - домой. Но дома у них - разные. А остальные? Куда ведут их дороги? Безымянная вспомнила Орчиз и Скади. Дворф и горный альв. Глеб, железячник и хламовщик, способный заставить работать отказавший механизм или прибор, кажется, одним пристальным взглядом готовый, дай ему волю, превратить квартиру в продолжение гаража И Серега, любитель фэнтэзи и ролевушник на местности, готовый, похоже, говорить со всякой живой тварью. Без песен, охоты и общения мир для него - серый и пустой Как быстро и легко они переменились. Но, переменившись, они не стали чужими. В памяти Безымянной всплыло лицо Сабалы; по сравнению с этим ястребом Серега - всего лишь безобидный осоед Они, хотя бы знают, где их дом. А где ее дом? Да и есть ли он у нее Есть ли, на самом деле, дом в конце дороги, если только у дороги есть конец?..

* * *

Безымянная помешивала кашу в котле, а рядом сидел С'Гара и кормил воронов с ладони кусочками тонко нарезанного мяса.

 -- Спасибо, птичий народ, - сказал он, нам пора. Как, по-вашему, нужно идти, чтобы попасть к Зеленым Башням кратчайшим путем?

 -- Живое оружие перебралось северо-восточнее, вас теперь не пройти окраинами Большого Берлина. Вам лучше идти вдоль реки, там, насколько мы видели, живого оружия меньше всего.

 -- Мы дойдем до старого канала?

 -- Мы не залетаем так далеко. Насколько нам известно, пройдете.

 -- Еще раз спасибо, птичий народ.

* * *

Все было собрано и проверено в последний раз, и отряд собрался уже уходить, но тут их ненадолго остановил попугай. Пронзительно вереща, как только попугаи и умеют, он приближался, перелетая с дерева на дерево, вперевалку, несколько по-ящеричьи, перебегая по веткам. Через несколько минут он спланировал на сук, низко нависший над тропой, по которой собирался уходить отряд.

 -- Что случилось? - удивленно спросила Безымянная у старой птицы. - Мы что-то забыли?

 -- Нет, хозяйка, вы не забыли ничего, - попугая прикрыл глаза, взъерошился, шурша перьями. - Это я забыл сказать - Птица помолчала с минуту, а потом произнесла медленно и отчетливо:

Жизнь течет сама собою

Не вернешь ее назад

Низвергается порою

Словно с кручи водопад

Не вернешь, не остановишь

Стрелок нашей жизни сдвиг,

Молнией промчится прочь,

Пронесется время вмиг.

Пронесется и оставит

За бортом мильоны душ.

И никто им не позволит

Прошлых лет исполнить туш.

Кто-то вслед за нею мчится,

Спорить пробует с судьбой,

Но судья ужасный Время

Сам себе не скажет стой?.

Он без жалости, без сердца,

Без любви и без конца.

Он - лишь век, или секунда,

Иль в истории строка:

Дата, праздник, день рожденья

Или чьей-то смерти лик

Без мечты, без сожаленья,

Вседержатель - жизнь - старик.

 -- Красиво сказано - Девушка помолчала, задумавшись. - По-моему, здесь не просто красивые слова, здесь какой-то скрытый смысл Но нам пора идти Спасибо за все, старая птица.

 -- Счастливого и вам пути, хранители, - ответил попугай, перебираясь на соседнюю ветку. - Удачной дороги, куда бы она не лежала.

С этими словами попугай перелез еще выше и скрылся в листве. Путь к реке для отряда был открыт.

* * *

Отец Петр разглядывал стоящие на полках книги. Книги были старые и потрепанные, но видно было, что их заботливо сохраняли. Охваченный ими круг тем был широк. Агротехника. Химическое и биологическое производство. Биотехнологии. Медицина, причем как традиционная, так и альтернативная Серьезные, академические издания, носящие следы того, что с ними работают. В голове отца Петра бродили растерянные мысли: неужели эти книги читает существо, бросившее учиться в пятнадцать лет? Или как тогда все это понимать?

Книги вызвали воспоминания о старых временах - бестолково брошенном институте, о мучительных поисках - куда себя деть? - завершившихся срочным поступлением в семинарию

Мысли были не слишком приятными, чтобы отвлечься, отец Петр решил поискать чего-нибудь о религии - и не нашел ничего. Затем он отметил отсутствие художественной литературы. И по истории тоже ничего не было.

Зато почему-то на отдельной полке стояло несколько томов Ле Корбюзье.

Тут, коротко стукнув по стволу, вошла Эгле.

 -- Ты завтра сможешь пойти дальше, - сказала она. - Я собрала тебе еды в дорогу. А сегодня тебе надо поучиться обращаться с автоматом. Если он тебе когда-нибудь действительно понадобится, ты должен уметь им пользоваться.

Примерно в полукилометре от жилища дриады, в овраге, оказался очень неплохо оборудованный тир. Там Эгле три часа подряд гоняла отца Петра, отрабатывая с ним ружейные приемы. Отец Петр промок насквозь, но, к его удивлению, автомат каким-то мистическим образом перестал сваливаться при ходьбе, зато стоило отцу Петру начать его снимать, словно сам прыгал в руки.

Когда они возвращались, уже смеркалось.

Отец Петр рассеяно глядел по сторонам и вдруг увидел, как на суку, метрах в трех над землей, появился ребенок.

 -- Тетя Эгле! - пронзительно закричал он. - Тетя Эгле в гости пришла!

 -- Завтра, бельчонок, - улыбнулась Эгле. - А сегодня тебе спать пора.

 -- А завтра про Кащея расскажешь дальше?

 -- Конечно, расскажу. А теперь - давай спать!

Ребенок исчез в ветвях, а из дупла над веткой появились на секунду две головы - мужская и женская. Коротко обменялись с Эгле приветствиями и скрылись.

Оказывается, - думал отец Петр полчаса спустя, - у них есть сказки И живет здесь не одна семья и, наверное, не две. Но до чего же она меня загоняла Ох, не случайно у нее прозвище Граната??

И отец Петр провалился в сон без сновидений.

* * *

На следующее утро Эгле пришла с запасом сухарей, вяленого мяса, сушеных фруктов и, к огромному удивлению отца Петра, с неплохой картой.

 -- Компас бы тебе, - сказала она, но нет у меня компаса. До реки на восток тебе полдня пути. Река там неглубокая, брод найдешь. Еще за день - полтора выйдешь к старой железной дороге, по ней дойдешь до Одры, и переправишься - мост, насколько я знаю, цел.

Пойдешь вниз по течению, если даже никого не встретишь, через две-три недели выйдешь к устью Одра, там асов встретишь. Если повезет, встретишь их гораздо раньше, они тебя доведут до поселений.

 -- Благослови тебя Господь, дочь моя, за помощь и гостеприимство, - с благодарностью сказал отец Петр.

Лицо Эгле окаменело.

 -- У мутантов нет души, - голос ее был чужим и холодным, так что нечего благословлять и спасать. И я тебе не дочь. Ты - человек, а я - дриада. Иди, человек, дальше. - И Эгле исчезла за порогом.

* * *

Через несколько часов пути отец Петр вышел на прогалину на вершине холма, остановился и огляделся. Позади. Почти упираясь вершинами в низко летящие тучи, стоял лес, который казался призраком и вызывал страх четыре дня назад. Теперь никакого страха не было и в помине, зато было знание, что это - не призрак и не наваждение, а жилье дриас, древесного народа, и что ему, отцу Петру, довелось там побывать. Он посмотрел вперед - впереди маячило нечто, выглядевшее несимпатичной пародией на оставшиеся позади Деревья - симбионты. Это маячили остатки какого-то города - несколько небоскребов, полуразрушенных и поросших зеленью. Судя по карте, там действительно были развалины города, и туда лежала дорога, там протекала река.

Отец Петр шагал в сторону городских развалин и думал. Мысли были не из приятных. Неужели никто из тех, кто рассказывал в городе о духобабах О дриадах, - мысленно поправил себя отец Петр, - неужели никто просто не видел этого народа? Хотя бы та же Эгле - да будь она человеком, я бы назвал ее святой. Но она ведь не человек, даже и не очень похожа? Тут отцу Петру некстати вспомнилось, как пришлось проснуться этим утром - проснулся он от того, что кто-то маленький, с твердыми колючими лапками, уселся ему прямо на нос и начал запихивать что-то в бороду, а когда он открыл глаза, то с него, с возмущенным писком, слетела синица, а в бороде обнаружилось запрятанное нахальной птичкой семечко. И отношение Сколько он не слышал мнений, все они сходились на одном - мутанты ненавидят людей и истребляют их при любой подвернувшейся возможности. А он, оказавшийся, похоже, в самом центре их владений, не видел от них ничего, кроме дружелюбного безразличия - складывалось впечатление, что дриадам совершенно все равно, кто он такой, и на его месте мог оказаться кто угодно.

И это люди называют отродьем Сатаны? - ползла мысль, словно мурашки по коже. - Вообще-то святые отцы говорят, что отродья Сатаны могут прикинуться какими угодно Но чтобы дети темных сил жили в таком ладу с окружающим миром и самими собой? Не верю. Не могут быть отродьями Сатаны существа, которые просто живут, добывают себе пропитание, заботятся о своем жилье, в конце-то концов, жилье бывает разное, берегут животных зимой и рассказывают своим детям сказки. А с другой стороны, и папа римский, и все патриархи в один голос говорили, что Господь не создавал подобных существ Неужели и Господь, и Сатана попросту забыли об этом народце? Забыли, а народец не растерялся и научился жить сам по себе? Да и неясно, кто главнее, дриас или Дерево, на котором они живут Хотя - мысль ударила, словно ножом, - это понравилось бы Эльжбете?

Так, идя и размышляя на ходу, отец Петр сам не заметил, как оказался в городских развалинах. Город был маленький, старый и давно вымерший. Асфальт улиц затянуло землей и ползучими растениями, на крышах и в окнах домов выросли деревья. Когда-то город, видимо, пробовали подогнать под мировые стандарты. От этого осталось лишь несколько полуразрушившихся от времени небоскребов, опутанных плющом, покосившихся, с лезущей изо всех щелей и трещин травой. Отец Петр с опаской обошел их стороной. Ему казалось, что эти сооружения могут обрушиться не то что от прикосновения - от громкого звука.

В городе царила тишина. Только птицы пели и перекликались в зелени. Пройдя еще квартал, отец Петр услышал звук. Похожий на тот, что издает работающий мотор. Неужели здесь все-таки кто-то есть? Он пошел на звук и через пару минут увидел его источник - это ревела и шумела речная вода, каскадом переливавшаяся через рухнувшие бетонные плиты какого-то стоявшего на самом берегу сооружения, то ли здания, то ли склада. Значит, и вправду в городе давно уже никто не жил.

Следуя совету Эгле, отец Петр начал искать, где можно пересечь реку. Сунулся выше завала - там даже на глаз было глубоко. Значит, вниз.

* * *

На берегу реки, среди домов, стояла старинная, построенная, наверно, еще полтора столетия назад, церковь. Когда-то вокруг нее, видимо, было что-то вроде парка, но теперь старый храм окружал густой лес, стены заплел плющ, а купол с крестом запутался в ветвях огромных, разросшихся лип.

Несколько минут отец Петр стоял и смотрел на облезлые стены и ржавый купол, на котором кое-где сохранились остатки позолоты. Он думал, почему церковь стоит, и даже витражи, по большей части, целы, ведь все в один голос утверждали, что мутанты захватывают ослабевшие города и первое, что делают - разрушают и уничтожают Господни храмы - все, какие есть? Или Или даже среди мутантов есть верующие? Неужели храм еще действует?

Отец Петр медленно подошел к церкви. Перед закрытой дверью лежал толстый слой опавших листьев, накапливавшихся здесь осень за осенью. Толстый, нетронутый слой опавшей листвы, внизу превратившийся во влажный черный перегной Найдя какую-то ржавую железяку отец Петр отгреб от двери листву и землю и потянул за дверную ручку. Петли протестующе завизжали и дверь открылась. Отец Петр вошел в наполненное полумраком помещение.

Первым, что бросилось ему в глаза, было распятие. Оно было перевернуто. А сверху до сих пор не выцветшей флюоресцентной краской было написано Все мутантов так повесим!? Несколько эмблем разных группировок типа Люди, очищающие Землю?, вперемежку с плакатами, слишком выцветшими, чтобы можно было понять, что на них изображено Скамейки разломаны, а на алтаре красовалась надпись Петер - козел и?, следующий эпитет был залит суриком. К кафедре отец Петр подойти поостерегся - там сердито гудел пчелиный рой. Пол был покрыт толстым слоем пыли и загажен летучими мышами. Отец Петр поднял голову - рукокрылые зверюшки гроздьями свисали с люстры, напоминая миниатюрное скопище потрепанных зонтиков.

Господи, - обескуражено думал отец Петр, идя обратно к дверям, - похоже, что все, что здесь разрушено - разрушено людьми. А мутанты, если они вообще приходили сюда, просто ушли и закрыли за собой дверь?

* * *

Как обнаружилось, в километре вниз по течению, сохранился мост, так что брод искать не пришлось. Перейдя на другой берег, отец Петр вытащил карту. На карте было указано, что эта река является притоком Одры и поначалу появилось заманчивое желание не искать старую железнодорожную колею, а пойти прямо вниз по течению. Но тут же вспомнилось предупреждение Эгле - вниз по течению этой реки разрослось живое оружие, там растет колючка, есть стадо танков, хотя вроде бы небольшое и встречаются истребители. Про живое оружие отец Петр знал мало - главным образом то, что оно существует. Оно всегда казалось ему чем-то далеким, хотя, кажется, довольно страшным. Знакомиться с ним ближе ему не хотелось, так что мысль о дороге вниз по течению он отбросил.

Судя по карте, старая железная дорога вела через мертвый город, помеченный как безопасный, при этом делая основательный крюк. Только что пройденный мертвый город, даже не город, а призрак города, оставил о себе тягостное впечатление. Да и стоит ли доверять картам мутантов? Отец Петр прикинул направление в расчете выйти к железной дороге за городом и бодро двинулся вперед.

* * *

Через полтора дня отец Петр начал волноваться. По его расчетам, он должен был уже выйти к железной дороге, но уже второй день был на исходе, а на железную колею даже намека не было. Однако, обходя древесные завалы и болотца, отец Петр упорно шел вперед, по крайней мере, он был в этом уверен.

Начинало темнеть, и он уже подумывал, где бы остановиться на ночь, когда вышел на набитую тропу, идущую почти параллельно его пути. Людская тропа ведет к жилью, или на худой конец, к дыре в заборе, звериная - к воде, он это знал абсолютно точно. Решив, что на ночь глядя, и то, и другое ему сгодится, он выбрал направление, которое счел более правильным и пошел по тропе. По тропе идти было куда легче, чем по бездорожью.

Он прошел по тропе с четверть часа, когда за очередным поворотом с нее, при его приближении, бесшумно и быстро отступил в тень густого елового подроста кто-то, показавшийся отцу Петру похожим на человека. На сей раз отец Петр не испугался. Или это человек, или друид?, - подумал он. Ни того, ни другого опасаться, как он считал, не стоило. Кто еще мог жить здесь, в горных лесах?

 -- Эй? - окликнул он, демонстрируя пустые руки. - Эй, подожди! - он чувствовал, что тот, кто отступил с тропы сейчас наблюдает за ним.

Прошло секунды две, а потом тот, кто скрывался в тени подроста, вышел на тропу, и оторопь заставила отца Петра забыть даже об автомате. Перед ним был не человек, и не друид. Незнакомец был высок - на добрых полголовы выше отца Петра. Под линялой плащ-палаткой угадывалась тонкокостная, гибкая фигура, затянутая в мягкую пятнисто-зеленую, словно мох на дереве, замшу, совсем не похожую на несколько скользкую на вид, зеленовато-коричневую кожу, какую носили дриас. Узкое, с правильными, чуть резковатыми чертами, лицо могло бы показаться экзотически-красивым, если бы не было таким суровым, и с этого, лишь отчасти похожего на человеческое, лица настороженно смотрели большие, миндалевидные, нефритово-зеленые глаза, а длинные, мягкие, пшенично-рыжие волосы были аккуратно стянуты ремешком в хвост на затылке, открывая маленькие, плотно прижатые уши, казавшиеся заостренными. В довершение картины, в руках незнакомца был арбалет, вовсе не казавшийся декоративным. Отец Петр судорожно подумал, что тот, кого он видит перед собой, очень похож на Ихоя Туивету, только что цвет другой. И еще то, что хрупкое сложение и гладкая, почти начисто лишенная волос, кожа этого существа могли бы показаться почти женственными, да вот почему-то не кажутся.

 -- Человек? - в голосе незнакомца звучало удивление, а отец Петр подумал, что даже манера говорить делает его похожим на Ихоя. В голосе звучала та же странная напевность.

 -- Да, - с чувством странной неловкости ответил отец Петр. - Я Я, кажется, опять заблудился. Я иду к Одре.

 -- Не совсем, скорее параллельно.

 -- Эгле сказала, чтобы я шел по старой железной дороге, а я решил срезать

 -- Граната? Хм А когда ты в прошлый раз заблудился, ты завернул вправо?

 -- Да

 -- Ну, а теперь старался исправиться и, соответственно, шел влево. Ясно До железной дороги мне день пути, для тебя, значит, дня полтора - два. А с юга идет гроза. Ладно, пойдем, у меня заночуешь, переждешь грозу, и пойдешь дальше.

Отец Петр не очень-то поверил в грозу, но перспектива заночевать под крышей радовала.

Несмотря на ощутимую хромоту, незнакомец шел быстро, ему приходилось порой задерживаться, чтобы дождаться отца Петра.

Часа через два, уже в сумерках, одолев короткий, но довольно крутой подъем, они вышли из леса на горную луговину, или полонину?, вспомнил отец Петр старое название подобных мест. Впереди, подернутая дымкой, маячила горная вершина. На вершине еще играли последние солнечные отсветы, но здесь, на склоне, уже лежали густые сумерки. А в конце луговины виднелась сложенная из бревен ограда, покрытая сверху дощатой крышей. Отцу Петру доводилось видеть такие хутора на очень старых фотоснимках, но он не представлял себе, что они еще сохранились. Между тем, тропа вела их прямиком к воротам в бревенчатой стене. Выцветшие от времени и непогоды бревна стены и тес крыши в полумраке казались почти серебряными.

Приоткрыв створку ворот, незнакомец вошел во двор и пропустил отца Петра. Пока он запирал ворота, отец Петр, пытаясь отдышаться после пройденной дороги, во все глаза разглядывал место, куда его привели.

Крыша над стеной образовывала навес вокруг просторного двора. В глубине двора стоял дом, бревенчатый, как и отгородившая его стена. И дом, и надворные постройки были стары, но тем ни менее, везде здесь чувствовалась рука заботливого хозяина. Здесь не существовали, не прозябали - здесь жили. Под навесами было уже окончательно темно, но в одном месте отец Петр заметил распяленную для просушки шкуру какой-то здоровенной, не известной ему голубой твари, там же еще что-то висело, но что - было не разобрать, а подойти поближе отец Петр не решился. Кроме того, в доме светились окна - стало быть, хозяин жил не один.

В этот момент дверь дома тихо открылась и по низкому белому клеверу, которым порос двор, пролегла дорожка света.

 -- Элата? - окликнул певучий женский голос, и в дверном проеме, в прямоугольнике света, отец Петр увидел тонкий темный силуэт Женщины? Девочки - подростка? Этого он не смог разобрать. Голос, несомненно, принадлежал женщине, и женщине молодой, и оставлял ощущение странной неловкости, из-за звучавшей в нем теплой радости. Но была в нем и тревога.

 -- Ничего, все в порядке, - откликнулся спутник отца Петра, делая шаг в полосу света, и в его голосе тоже зазвучало тепло. - Не беспокойся.

 -- Хорошо - прошелестел в ответ голос женщины и силуэт исчез из дверного проема. Но дверь осталась открытой.

Поднимаясь на крыльцо, отец Петр чувствовал, как выдохся за этот день. Может быть, было бы и ничего, но последний переход вместе с хозяином этого дома его совсем загнал Рюкзак казался набитым камнями, автомат - словно сделанным из свинца, а ботинки - отлитыми из чугуна и на три размера меньше чем нужно. Хотелось только одного - сесть куда-нибудь и снять с себя, наконец, проклятое снаряжение. Но тут он переступил порог и мысли о снаряжении разом вылетели у него из головы.

Перед ним была хозяйка дома. За свою жизнь отцу Петру доводилось видеть среди людей красивых женщин, но по сравнению с той, что была сейчас перед ним, они все показались бы дурнушками, серыми, которым только грим и придавал какую-то видимость жизни.

Стройная, гибкая фигура, тонкокостная и легкая, волосы - словно пламя свечи, сплетенные в две косы, спустившиеся ниже пояса. Тонкое, с поразительно правильными чертами, озаренное улыбкой лицо показалось отцу Петру неземным, и на этом лице светились нежностью и теплом огромные изумрудные глаза. Ее не могли испортить даже грубая вязаная кофта и кожаные штаны, которые она носила. И это была не девчонка - подросток, но хозяйка дома и мать семейства. Отец Петр стоял, не двигаясь, думая, что ее невозможно представить состарившейся. Дриада была картинкой из комикса, а для этой Для этой у него просто не находилось слов. На ее лице не было грима. Такова была она сама.

Впрочем. ее улыбка длилась всего лишь мгновение. Стоило ей взглянуть на отца Петра и улыбка исчезла, словно задутая ветром, а глаза превратились в два прекрасных, но холодных камня. Чудесное лицо стало холодным и суровым. Ее нежность и тепло предназначались другому.

 -- Человек? - произнесенное ею слово прозвучало почти ругательством. Тонкое тело подобралось, словно для броска. Ни одна человеческая женщина не сравнялась бы с ней в пластике.

 -- Не надо, он не опасен, - остановил ее хозяин дома. Но глаза женщины продолжали следить за отцом Петром с холодной настороженностью.

С пару секунд длилось молчание.

 -- Ну ладно, - в голосе хозяина дома звучало спокойствие. - Заходи, человек. Снаряжение пока оставь здесь, никуда оно не денется. Меня зовут Элата, мою жену - Эри.

 -- Я Петр. - Назвать свой сан отцу Петру почему-то не захотелось.

 -- Что ж, идем, - коротко кивнула Эри, все уже готово, остались только мы

Где-то далеко, над горами, пророкотал раскат грома.

* * *

Первым, что услышал отец Петр утром был ровный сильный шум дождя, бьющего по крыше.

Несколько секунд он припоминал, где же это он может быть - стены из потемневшего дерева были совершенно незнакомыми - потом, словно бы из тумана, всплыл вчерашний вечер. Он отчетливо помнил, как ел густую, ароматную похлебку, но процесс расстилания спальника пропал из памяти начисто.

Отец Петр пошарил под рубашкой - распятие было на месте. Рюкзак лежал в головах, автомат - под правой рукой. Ноги гудели.

Он вылез из спальника и оглядел помещение. Открытый очаг в углу комнаты, лавки вдоль стен Потемневшее от времени дерево. Все сделано прочно, солидно - на века. Внимание его привлекла небольшая картина на стене. На ней, под свинцовым грозовым небом, поднимались ярко освещенные закатным солнцем, поросшие скрученными, искривленными ветром соснами, меловые горы и над горами, сияя трепетными (?) красками, повис мост радуги. Отца Петра поразила живость, странная экспрессия изображения. Казалось, что тот, кто писал эту картину, пытался таким образом избавиться от каких-то воспоминаний. Но с чем были связаны эти меловые горы? Что означало грозовое небо? И откуда мысль, что он сам когда-то слышал про эти белые утесы?

Судя по свету за окном, проснулся он довольно рано. К огромному его удивлению, в доме обнаружилось электричество и горячая вода.

И даже радиоприемник был небрежно брошен на столе.

Неужели кто-то что-то передает?

Дрожащими руками отец Петр включил приемник и принялся шарить по коротким волнам. Из треска и шипения внезапно вырвался резкий, истеричный голос, временами прерывавшийся многоголосым воем:

- так называемая элита нации? Они продались, за тридцать иудиных сребренников продались мировому заговору!

За баснословные деньги, в тайных лабораториях, они выводили средство окончательного порабощения трудящегося человечества - мутантов!

Но дирижеры мирового заговора просчитались!

Мы - арийцы! Мы - народ - воин! Перед нашими предками трепетали египетские фараоны, пред ними пали во прах стены Вавилона!

Однажды нас удалось разделить и направить друг на друга, но и в противостоянии своем мы проявили чудеса героизма и энергия наша заставила содрогнуться весь мир!

Сегодня, когда весь мир погрузился во мрак, а немногие уцелевшие люди подчинены мутантам, низведены до чернорабочих и материала для жертвоприношений, наши острова остались последним оплотом человечества и Веры Истинной, данной нам Господом нации Иисусом Христом!

Нам не привыкать сражаться в окружении. Единственной опасностью для нас могли явиться скрывавшиеся среди нас мутанты.

Но эта зараза была с корнем вырвана! Сегодня, когда мы отмечаем десятилетие со дня уничтожения последнего мутанта, я хочу напомнить слова, которые вели нас от победы к победе:

Только монолитная дисциплинированная организация может спасти человечество от гнета низших существ.?

Руководствуясь национальным чутьем, наши славные органы внутренней безопасности с корнем выдрали поганый сорняк!

Великая цель, стоявшая перед нами - возрождение государственности - освятило все средства, которые мы применили, и все жертвы, понесенные нами.

Сегодня весь наш народ, в авангарде которого идет замечательное наше молодежное движение - Компас Воли? (?) - вновь, как когда-то, составил единую армию.

Да, сегодня мы - гарнизон осажденной крепости, и предатели на наших островах еще не истреблены, но мы опираемся на Веру и Дисциплину! Мы победим, сколько бы времени и усилий нам не потребовалось! Мы - четвертый Рим, а пятому не бывать!

Пусть через пять лет, пусть даже через десять - мы высадимся в Европе и каленым железом очистим мир от заразы! Мы очистим планету от каинова племени, завершив великий замысел Господень! Пусть дьявол уберег их от Всемирного Потопа, но от нас они не скроются!

Речь потонула в отчаянных воплях, затем заиграла музыка - громкая, резкая, напыщенная.

 -- Ага, значит приемник работает, - услышал отец Петр позади себя спокойный голос Элаты. - Доброе утро.

 -- Доброе утро - Отец Петр оглянулся и столкнулся со спокойным взглядом зеленых глаз. - Откуда идет это вещание?

 -- Из Большого Лондона, - усмехнулся Элата. - Объединенное христианское королевство Великобритании и Ирландии, как они себя называют, насколько я знаю В обжитом мире только они и вещают на весь мир, докуда хватает мощности. Не исключено, что лет через десять пикси их так доедят. А тогда, еще лет через тридцать - сорок, те. Кто сумел сохранить детей, смогут вернуться домой, - в последних словах прозвучала странная горечь.

Элата опустился на лавку возле стола, убавил громкость радиоприемника и некоторое время искал что-то в эфире, где царил белый шум да треск разрядов. Отец Петр заметил, что на его узкой, длиннопалой руке не хватает двух ногтей.

Через несколько минут отца Петра стало тяготить молчание. По крыше по-прежнему мягко стучали дождевые капли.

 -- А Ты Ты - из Англии? - спросил он наконец.

 -- Из Ирландии Из Арклоу. - Элата выключил радиоприемник, но словно продолжал прислушиваться к чему-то. Отцу Петру показалось, что он чего-то ждет.

Беззвучно, словно тень, в комнату вошла Эри. Негромко, коротко поздоровалась с отцом Петром, молча переглянулась с Элатой и отошла к очагу. Отец Петр снова ощутил на себе ее пристальный настороженный взгляд, ему захотелось увидеть еще раз ее улыбку. Но лицо Эри оставалось суровым и чего-то ждущим. И не оставляло ощущение, что в этом доме что-то очень и очень не так. Чего-то здесь не хватало, но чего - отец Петр никак не мог понять.

 -- Прощения прошу, можно узнать, почему вы перебрались с островов сюда? И чем вы занимаетесь?

 -- Почему? - тихо, со странной интонацией переспросила Эри. - Почему?.. Неужели ты не понял? Ведь ты же слышал передачу из Большого Лондона? - Она медленно, сквозь сжатые зубы, вздохнула. - Там - людь. А мы - горные альвы. Мутанты. - Последнее слово она произнесла неожиданно жестко.

 -- Это просто, - поддержал ее Элата. - Проще простого. Ты, наверное, знаешь, как называют тех, кто уходит со своих мест, чтобы просто выжить... Когда встает выбор --уходить или умирать. А род занятий? Меня называют сталкером.

 -- Сталкер? - удивленно поднял брови отец Петр.

 -- Мусорщик человеческой цивилизации, - пожал плечами в ответ Элата. - тебя устраивает такое определение?

Отец Петр не ответил. Он еще раз, украдкой, взглянул на Эри и по спине пробежало холодком и шевельнуло волосы на затылке только сейчас пришедшее понимание, что эта женщина, казавшаяся ему неземной - мутант. И что Элата - такой же мутант, как и она. Мутанты, изгнанные с островов, такими же людьми, как он, отец Петр.

 -- А еще, - прервала затянувшееся молчание Эри, - вы все завтракать собираетесь, или как?

В этот момент она показалась отцу Петру почти человеком. Несколько непривычный, нечеловеческий облик отошел куда-то на второй план и осталась только хозяйка дома, скликающая за стол домочадцев. Но и теперь было ощущение, что в этом доме чего-то недостает. Чего-то существенного. Но чего?

Полки, заставленные книгами и другими информационными носителями. Части каких-то механизмов на столе. Отец Петр рассматривал корешки книг. Сплошь техническая литература. Ни религии, ни политики, ни истории. Художественной литературы тоже не видать. Зато есть изрядное количество изданий об оружии и боеприпасах. Некоторые книги носили на себе следы воды и огня.

 -- Дождь кончается, - тихо говорил между тем Элата, - глядя в забрызганное водой стекло окна. - После полудня, думаю, ты можешь уйти отсюда. Иди по той тропе, по которой мы пришли сюда. Я не знаю, насколько быстро ты будешь идти, так что не буду говорить времени дороги. По тропе, если не вздумаешь никуда свернуть, ты попадешь на старый железнодорожный путь. Поезда там давно не ходят, но пользуются этой дорогой до сих пор многие. Путь этот ведет к Одре и за Одру, мост через реку цел. Неподалеку от переправы живут Круминьш и Одарка, тебе так или иначе придется идти мимо них на пути к переправе. Они - Посредники. Если возникнут какие-то вопросы или проблемы - спросишь у них.

 -- Ты сказал - посредники, - отец Петр отвернулся от книжных полок и посмотрел на своего собеседника. - Можно спросить, если конечно это не тайна, посредники - между кем и кем? Или чем?

 -- Просто Посредники. Так называется их вид. Они живут на любой сколько-нибудь часто используемой дороге. Одарку, Круминьша и их семью я хорошо знаю, по меркам обжитого мира почти рядом живем

 -- А какие еще у тебя соседи?

 -- Да, в сущности, больше никаких. Ближе всех - семья Посредников, потом Граната, Арду и их народ. В обжитом мире обычно все держатся своих Посредники - что-то вроде исключения. Они - телепаты, в отличие от все остальных, им где ни поселись - все равно кругом свои будут.

 -- Но почему тогда вы с Эри живете одни? Ты же только что сказал - свои держатся своих?

Элата вздрогнул, словно от удара. Отец Петр увидел, как потемнели его глаза, как судорожно, до дрожи, сжались кулаки. Элата медленно подошел к отцу Петру и тот заметил, что тот хромает больше обычного.

 -- Ты спрашиваешь - голос Элаты, обычно звонкий и певучий, даже когда он говорил негромко, звучал сейчас еле слышным шепотом. - У меня и Эри нет будущего. Нам нет смысла селиться рядом с кем бы то ни было

 -- Но почему? - Отец Петр почувствовал, как по спине пополз неприятный холодок.

С минуту Элата молчал, глядя в пространство расширившимися невидящими глазами. А потом спросил неожиданно:

 -- Скажи, у тебя когда-нибудь была семья? Семья и детеныши?

 -- Н-н-нет - отец Петр вдруг почувствовал себя очень неловко, словно совершил что-то постыдное. - Жены у меня никогда не было, а дети Мне некогда было заводить детей

 -- У меня и Эри было трое, - медленно заговорил Элата, - глядя на отца Петра сухими потускневшими глазами. - У дэми - хьюменов, у любого свободного вида, у пары обычно бывает за всю жизнь только двое детенышей. Редко трое и еще реже - один. А больше четверых не бывает вообще никогда. А у нас было трое И больше уже не будет. Всех наших детенышей убили люди, там, на островах

На отца Петра вдруг накатило настроение, с каким он обычно вел службу и читал проповеди.

 -- Нужно надеяться, - начал он ободряющим тоном проповедника. - Молитва, терпение, смирение и надежда, сын мой Господь все видит

 -- Ты мне не отец, - оборвал его Элата и в голосе его появился отзвук металла. - Все те, кто терпел и смирился - были убиты. И надеяться - поздно, а если надеяться, то на что? После Безумного Времени мы, дэми, надеялись, что с людьми можно договориться. Но только дурак будет искать золото на конце радуги. Людь - они как живое оружие. Если спустить с рук одно убийство - будет второе. Простишь второе - пойдут одно за другим. Мы пытались договориться с людьми. Нам не нужна война с ними в частности и с кем бы то ни было вообще. Мы были согласны даже на мир по людским условиям. Людь объявила нас вне закона.

Глядя на Элату отец Петр подумал, что если бы тот был зверем, то шерсть на его загривке сейчас была бы вздыблена. Но голос продолжал оставаться тихим и ровным.

 -- Но как могло так получиться? - отец Петр спрашивал, скорее, самого себя. - Ведь на островах издавна были богатые традиции правоохранения, не только людей, но даже животных В старом языке островов, как я помню, понятие незаконного давления на суд выражалось одним простым и коротким словом

 -- Права есть у людей, - подчеркнул последнее слово Элата. - У животных тоже есть кое-какие права. Которые изволили дать им люди. Ну а мы - не люди и не животные. Дэми - хьюмены. Мутанты. У нас нет никаких прав, только право умереть. На островах на вас могут подать в суд за то, что вы облили холодной водой соседского кота, орущего ночью под вашим окном. И вас осудят за жестокое обращение с животными. Если вы, скажем, собьете машиной дэми - умышленно, чтобы сорвать на ком-то злость после ссоры с тем же соседом - вам там никто слова не скажет. В лучшем случае - пальцем погрозят - дескать, ай, как нехорошо Но если дэми попробует защитить себя и свою семью - через суд ли, с оружием ли в руках - немедленно до облаков поднимется вой о том, какие мутанты сволочи До Безумного Времени я был техником. Со своими заскоками, да у кого их не было В целом на жизнь хватало, работа была честная Я не любил конфликтовать с законами, от теневых дел держался в стороне. А потом Безумное Время показало, кто есть кто. Поначалу я не думал, что что-то изменится, не считая того, что я и Эри нашли друг друга. У свободных видов пара образуется единожды и на всю жизнь На островах уже тогда было неспокойно, но мы считали - раз мы не уличные бойцы и перед законами у нас никаких серьезных дел нет - то, глядишь, все и обойдется, успокоится, рано или поздно Не все ли равно, как ты выглядишь, на улицах можно было увидеть существ, выглядевших куда более экзотично, чем мы Но дальше становилось только хуже. Погромы, например, становились обычным делом, для их начала иногда было достаточно воскресной проповеди в церкви. А иногда не нужно было и того. У мутантов нет души. Убить их не грех. Те из дэми, кто был более решительным, уходили на континент. Если бы я и Эри были тогда чуть более решительными, не исключено, что у нас была бы совсем иная судьба Но теперь поздно сожалеть Поначалу погромы обходили нас стороной, а как живется на континенте мы не очень-то хорошо знали. Мы думали - удастся переждать А когда люди вломились к нам, было уже поздно.

 -- Люди Они устроили самосуд за что-то? Может быть это была ошибка? - сочувственно спросил отец Петр.

 -- За что-то? - Элата скрипнул зубами. - да за что угодно, вплоть до того, что мы выглядим не так, как они. А что касается ошибки - ты слышал передачу из Большого Лондона. Это - тоже ошибка? Мы защищались, как могли, да только что могли сделать четверо против пятнадцати?.. Скене повезло, она погибла сразу, хотя бы не попала к ним в руки живой Эохайд успел подстрелить четверых, прежде чем его сумели достать и забить Били, чем под руку попало Что сделал бы ты, если бы у тебя на глазах жгли и насиловали тех, кто тебе близок? Конал был младшим моим ребенком Я прикончил двоих, прежде чем меня оглушили и связали

 -- Но где тогда была полиция? - отцу Петру почти наяву почудился запах бензина и крови, дымная вонь горелой плоти. Боль, ужас, ярость Тяжелый запах смерти, от которого выворачивает наизнанку.

 -- Полиция? - презрительно фыркнул Элата и отец Петр удивился, увидев не сдавшееся, раздавленное судьбой существо, а воина, побежденного, но не сломленного и не покорившегося. - Полиция, несомненно, была. В двух кварталах от места погрома, чтобы явиться через четверть часа после того, как погромщики уберутся восвояси. А то ведь погромщики, под горячую-то руку, и подстрелить могут Полиция предпочитала не связываться с шайками уличной шпаны, ведь куда проще приехать, когда все само утрясется

 -- А вы Почему вас люди пощадили? Или Или полиция все-таки вмешалась?

 -- Вмешались. Только не полиция, а уличные бойцы. Они шпану любят примерно так же, как полицию.

 -- То есть как? - Недоуменно взглянул на собеседника отец Петр. - Эти бандиты?

 -- Может быть - задумчиво произнесла бесшумно появившаяся Эри. Отец Петр невольно вздрогнул от неожиданности. - Но если бы не Оборотни?, асы из Гетеборга, нам бы не жить Я не знаю, что они делали в Арклоу, просто так забрели, или их кто-то нанял, но они помогли нам переправиться на континент. А потом нас года два носило по континенту, пока не занесло сюда, на вымерший хутор - Она подошла, словно перетекла к Элате, прижалась к нему, обняла В ее жестах и движениях была нежность, но изумрудные глаза, не отрываясь глядевшие на отца Петра, были холоднее льда, тверже камня.

Отец Петр быстро посмотрел в окно - дождь, без перерыва шедший с утра, похоже, прекратился.

 -- Я, пожалуй, пойду - неловко произнес он. Хотя это пойду? было совсем не тем словом. Отец Петр готов был сквозь землю провалиться.

 -- Ну что ж Если так - счастливого пути, куда бы он не лежал, - ответила Эри, и голос ее был спокоен и мягок, как всегда. - Я собрала на дорогу.

Стиснув зубы, чтобы не сказать чего лишнего, отец Петр торопливо собрался, закинул за спину рюкзак и уже выйдя из дома, по привычке произнес:

 -- Благослови вас Го - и осекся.

На него уставились два ствола и четыре жестких глаза.

 -- И вам тоже удачи - пролепетал отец Петр, и едва ли не бегом кинулся по тропе, сгорая от стыда.

* * *

Река неспешно несла свои зеленовато-коричневые волны в поросших ивами берегах. По берегу, довольно быстро и тихо, пробирались семеро существ. Постороннему наблюдателю, если бы такой был, они могли бы показаться тенями среди теней, если бы не тихий разговор, который они вели между собой.

 -- Как ты думаешь, далеко здесь еще идти? Мне думается, если плот связать, добрались бы быстрее, - говорил один из путников, низкорослый и кряжистый, другому, тонкому и изящному.

 -- Глеб, если бы я знал, почему мы действуем здесь именно так, то сказал бы, - отвечал его собеседник, настороженно оглядываясь. - Ты меня в горах об этом спроси. А этот болотный край я плохо себе представляю. Не мое это место.

 -- Если я хорошо помню карту, и если та карта, которую я видела, годится для этого мира, - продолжила разговор единственная в отряде девушка, - то до канала около недели со всеми болотами и речными петлями. Плот, конечно, идея хорошая Только вот стоит ли доверять глубокой воде? К тому же на фарватере мы окажемся на открытом месте

 -- Пожалуй, ты права, Безымянная, - согласился с девушкой тот, кого можно было бы счесть за человека. Только вот оружие его не походило на человеческое. Это был оплетенный кожей и окованный на концах полутораметровый шест. - Здесь нас деревья прихватывают, а там мы - как на ладони. Ешь, кто сочтет нужным

 -- Неспокойно мне здесь, - продолжала Безымянная, и в ее голосе проскользнули тревожные нотки. - Мне здесь не нравится, впереди какая-то опасность, а позади - совсем неизвестно что. Оно есть, я его чувствую, только не могу понять, что это такое Чувствую только - впереди бой будет

 -- Я тоже не знаю, - мрачно поддержал ее хьюмен в черной, как и у всех остальных, форме, закатанные рукава которой открывали всеобщему обозрению руки, до запястий покрытые густой, плотной, серебристо - коричневой шерстью. - Знаю только, что есть. Я связывался с Карконошем, он говорил, что альвы видели ведущие рядом с нами какие-то странные следы. Альвы не знают, кому такие следы могут принадлежать

 -- Валь, а не может это быть просто какая-то разновидность живого оружия? - поинтересовался Глеб.

 -- У посредников бы спросить Альвы и Карконош ничего конкретного не знают Появились странные следы, прошли мимо поселения и все тут. Их там, Карконош говорил, шесть штук прошло. И к поселку не сунулись. Сдается, что кем бы они не были, их цель - мы.

 -- Ребята, а С'Гара и Олег об этом знают? - Безымянная темными, тревожными глазами посмотрела на двух, шедших впереди, метрах в двадцати от отряда.

 -- Да нет еще - Валентин видимым образом смутился. - Я только сегодня ночью с Карконошем связывался, а утром что-то закопался, ну и понимаешь, просто из головы вылетело рассказать Как ты думаешь, если я на ближайшем привале расскажу, ничего?

 -- Наверно, ничего - задумчиво ответила девушка - без - имени. - Лишь бы раньше ничего не случилось Тихо слишком

 -- Даже птиц нет, поддержал ее Серега, продолжая настороженно оглядываться. - Да что птиц - кузнечиков, и тех не слышно. Словно вся эта зона вымерла.

 -- Знаешь, я на тебя удивляюсь, - говорил между тем Олег С'Гаре, шагая через поднявшиеся местами над землей почти на метр заросли папоротника - орляка, - как иной раз сестренка говорит, чем дальше, тем страньше.

 -- А что такого? - С'Гара внимательно прислушивался к чему-то, но его лицо оставалось спокойным. Лицо существа, делающего привычную работу.

 -- Да так Скорее, это сестренка. Когда там, в Елене Гуре, ты ее поцеловал, я, честно говоря, уже приготовился ее за руки ловить. Сколько я ее знаю, она терпеть не может, когда до нее дотрагиваются чужие руки, не знаю уж почему. Она, конечно, хорошая, милая, но чужие прикосновения ее бесят. Я иногда, честно, сам ее побаиваюсь. И как только она тебе не врезала На других она и за меньшее сердилась, а уж если на кого сестренка обидится, то пиши - пропало. Даже разговаривать с ним не будет.

 -- Мне тогда показалось - она просто не знает, как ответить, - спокойно сказал С'Гара. - Я понимал, что после большой люди она была взбешена до крайности, но Просто нужно было что-то делать. Понимаешь, Олег, все гораздо сложнее, чем может показаться со стороны. Дело в том, что Безымянная - сильнейший техномаг. Он она себя не контролирует. Вообще. Если бы ее оставили, как есть, она вполне могла, просто на эмоциях, снести половину города с лица земли, да и сама, скорее всего, погибла бы при этом. С бесконтрольной магией лучше не шутить. Не знаю уж, кто и зачем лишил ее знаний о собственных возможностях, но результат получился опасный на редкость.

 -- Почему тогда она раньше ничего подобного не сделал ни разу?

 -- Раньше - это в том мире, откуда вы явились? Она там не была магом?

 -- Да там, по-моему, вообще магов нет - одни шарлатаны.

 -- Вот ты, кажется, и ответил на свой вопрос Интересно только, в кого она переменилась? Никогда не встречал ничего похожего

 -- С'Гара Ты обратил внимание, как тихо?

 -- Обратил. Потрепались - и будет. Не ровен час, кого прослушаем.

Между тем, местность постепенно повышалась, становилась суше, а лес рос более разреженно, переходя в сухой, высокоствольный сосновый бор. Папоротники исчезли, заменившись высокими кочками каких-то злаков, да хрупкими белыми, словно из извести, лишайниками. Потом среди стволов замаячили просветы и еще через несколько минут отряд очутился на широком, поросшим кустарниками поле. В стороне, среди перевитых хмелем зарослей ольхи, продолжала течь река, вдоль которой они шли. А на поле, среди зарослей кустарника и высоченной ркапивы, поднимались полуразрушенные коттеджи, между которыми виднелись крыши хибар.

 -- Опять людская деревня - проворчал было Олег, но С'Гара жестом оборвал его.

 -- Ты чуешь? - спросил он принюхиваясь к тянувшемуся от развалин слабому ветру. Олег тоже принюхался.

 -- Да ничего, вроде

 -- Мертвечина - тихо произнесла Безымянная у них за спиной. В этот момент ветер усилился и Олег тоже почуял. Ветер нес от развалин дух разложения, характерную вонь падали.

 -- Не нравится мне все это Не лучше ли будет обойти это куда подальше?

Но повернув, с расчетом обойти деревню по ольшанику, минуты через две они наткнулись на труп, ничком лежащий в траве. Было в этом что-то противоестественное. Судя по всему, лежал он здесь не больше трех-четырех дней. Вокруг не было заметно следов зверей или птиц, даже насекомых, и тех не было. Однако в грязной, заношенной одежде лежал почти дочиста объеденный скелет. И - никаких указаний на то, кто мог это сделать, только трава да безоблачное синее небо.

 -- Что это? - рискнул подать голос Серега.

С'Гара мрачно поглядел сначала на скелет, потом на своих спутников.

 -- Боевой гнус, - сухо бросил он. - быстро обратно к лесу, попробуем обойти вдоль опушки.

* * *

 -- И все-таки, что это было? - снова спросил Серега, когда развалины коттеджей, торчавшие в поле, словно мрачное предостережение, скрылись из виду. - Или кто?

 -- Что, - голос С'Гары опять был спокойным. - Боевой гнус. Живое оружие. Поэтому-то здесь и тихо так. Тихо может быть по разным причинам, а здесь - потому, что боевой гнус сожрал все, что двигалось, от насекомых до людей. Тогда понятно, почему отсюда убралось другое живое оружие. Боевой гнус не страшен только минам, пулеметным гнездам, дотам, да тому, что живет в воде.

 -- Но почему тогда вороны говорили, что проход здесь есть?

 -- Скорее всего, - заговорила Безымянная, - потому, что они были здесь до того, как появился гнус. Или просто не заметили его с воздуха, а ниже не спускались.

 -- Не стоит ставить им в вину то, что они не знали про боевой гнус, - поддержал ее С'Гара. - Они сказали нам то, что знали и уже это достаточно важно. Но плохо то, что это может сильно отклонить нас от реки. Река здесь - единственный точный указатель направления. А к предместьям Большого Берлина нам отклоняться нельзя.

* * *

Ночь тихо опускалась на землю. Ночь, безветренная, жаркая и душная, словно перед грозой. Но грозы даже близко не было, небо, усыпанное звездами, было абсолютно ясным. На этот раз отряд остановился на ночь в неглубоком овражке, по дну которого, то пропадая между камней, то вновь появляясь среди подушек мха, тек крошечный ручеек, видимо, бравший начало в каком-то болотце в глубине леса. Вода в ручейке была характерного торфяного цвета - словно хороший чай.

Безымянная уже приготовилась разжечь костер, как она делала с тех пор, как они двинулись в путь, еще тогда, когда они только попали в этот мир, но не успела. Воздух, и без того душный, горячий и какой-то застоявшийся, словно еще больше сгустился, стал вязким и каким-то липким, и из него возник голос. Несколько излишне патетический голос женщины не первой молодости. Голос матушки. Девушка замерла, выронив коробок, и последние спички из него высыпались на сырой мох, но она этого не заметила.

 -- Да, да, да И сколько только я для нее не делала - все без толку А я ведь ей молодость отдала. Замуж не выходила. Все делала: стирала, готовила, бегала по магазинам, отказывалась от работы. Да, эта девка ведь ничего не умеет. И ведет себя как шлюха: мужиков водит, знакомится с кем попало. Ведь я же предупреждала ее! А я ведь еще молода. И потом, разве я не старалась выгодно выдать ее замуж, чтоб обеспечить. Ведь она же поздний ребенок, я ее в сорок два родила, думала, мне в старости подмога будет. Нет, она просто безжалостная и безответная дрянь. Вот подохну, кем она будет? Бомж!

Минута затишья, потом голос зазвучал опять:

 -- Да вы не утешайте меня! Она ведь такая ранимая, ее все время используют. Она все для всех готова сделать - для друзей, для сослуживцев, для кого угодно. Только на мать ей наплевать

Потом, где она может быть? Эта подлая, наглая тварь верно трясется на одной из этих дружеских <>. Я же ее нутро хорошо знаю: вечно она втирается в доверие всяким простачкам.

Или или даже подумать страшно, может ее одурманил этот противный хитрый жид, этот проходимец, Олег. А он ведь опасный проходимец, говорят, заманивает девочек в свою секту.

Ох, чем я это заслужила: почему мать для нее - образ дьявола и врага. Ведь я же ей только добра хочу. Она же совершенно не приспособлена к жизни. Да-да, она же практически ни с кем не общается, подружек нет, молодые люди ее не интересуют Сколько раз я пыталась познакомить ее хоть с кем-нибудь - все впустую Да, я вам говорю - приличных людей она знать не хочет, а от всякой дряни ее не оттащишь. Для нее родная мать - образ врага Нет-нет, не говорите мне, работать она не хочет, учебу забросила Я ходила в институт, унижалась, добивалась ее перевода на заочный Нет-нет, не надо И не говорите, вконец обнаглела, уходит из дома никого не предупредив Да, конечно, сказала, что приедет вечером, в крайнем случае утром, а ее нет до сих пор. Я уж не знаю, что делать, кому молиться Как же без нее, ведь единственное дитя Дорогая, я все понимаю, но не представляю, как вернуть в дом эту заблудшую дрянь. Я пустила в ход все связи, устроила ее на выгодную работу да-да, уважаемая, туда не устроишься просто так. Она пробыла там два дня и исчезла. Что мне теперь скажут?.. И не говорите, стыд, сплошной стыд

Разумеется, я сделал для нее все, что могла, но разве от нынешней молодежи дождешься благодарности? Мне звонила мать этого беспутного Сергея - он тоже домой не возвращался, она уже в розыск подала да, да, да, я тоже так говорю. Кругом сплошной криминал. А моя бедная девочка, она же каждому слову верит, ее ведь кто угодно обманет Ведь все ее доверчивостью пользуются Нет - нет - нет, я точно знаю, этого не может быть. Она врет на каждом шагу. Да -да - да, она же врет, врет и втирается в доверие ко всем и каждому Я же говорю вам, этого не может быть Это просто безалаберная, распущенная дрянь

 -- Тишкин берег! - в сердцах выругался Олег, прерывая эту, неизвестно откуда исходившую, речь. Голос, звучавший в воздухе, взвизгнул шиной по асфальту и замолк, словно его никогда не было. - Да откуда же она навязалась на наши головы? Только этого не хватало

 -- Опять матушка? - Глеб презрительно фыркнул. - Я ее не понимаю. Во-первых, какого рожна ей надо?

 -- Во-вторых, - поддержал его Серега. - Если это называется так, что Безымянная ничего не умеет, то кто же тогда умеет?

 -- Мне другое интересно, - усмехнулся Валентин, - она, по словам матушки, во-первых не приспособлена к жизни и все этим пользуются, во-вторых, ко всем при этом вторгается в доверие. Она одновременно доступна, причем очень, знакомится с кем попало и совершенно не интересуется молодыми людьми. Я не очень понимаю, как такое можно делать одновременно. А еще

Его прервал жуткий, почти нечеловеческий крик Безымянной. Сложенные для костра дрова вспыхнули ослепительным голубым пламенем, к небу рванулся гудящий столб огня.

С'Гара бросился было к Безымянной, но охнул и упал навзничь. Земля ощутимо взрогнула.

Крик внезапно прекратился.

Все, не сговариваясь, бросились к внезапно осевшей набок Безымянной - девушка была в обмороке, из носа шла кровь, руки были холодными.

С'Гара медленно встал на четвереньки, помотал головой, с видимым усилием распрямился и тоже подошел ко всем. Глаза у него были красными, как после бессонной ночи, из носа тянулся вниз красный след.

 -- Уложите ее лицом вниз, - хрипло сказал он, - и укройте потеплее. К утру придет в себя. Как очнется - горячего питья побольше.

 -- Что с ней было?

 -- Неконтролируемое высвобождение энергии. Характерно для сильных, но абсолютно необученных магов. Странно, что она так быстро остановилась. Если я не сумел ее остановить, тут должно было выгореть все метров на пятьсот кругом Так, и за дровами еще раз идти.

На месте собранных дров осталась раскаленная яма с полметра глубиной, со спекшимися до стекла камнями. Трава вокруг сгорела, а чуть дальше - пожухла и высохла.

 -- Что это было? - с ужасом спросил Олег.

 -- Огненная игла, одно из начальных заклинаний. Только не три на одну десятую миллиметра, градусов на пятьсот, а полметра на неизвестно сколько, градусов на пять тысяч.

 -- А отчего оно так шарахнуло?

 -- У необученных, и при этом очень сильных магов такую форму принимает истерика.

 -- Да-а - мрачно протянул Олег. - Тогда понятно Сестренке, похоже, просто показалось, что мы над ней смеемся. После домой <домашней?> у нее порой совсем исчезало чувство юмора.

 -- С чего так? Что вообще происходило в вашем мире?

 -- С чего? - Олег зачем-то оглянулся. - Понимаешь, с сестренкой мы знакомы сколько Четырнадцать Да нет, пожалуй, уже лет пятнадцать, как. Еще с югов, с войны. Самого начала всего этого я просто не знаю. А сестренка всегда была чуть-чуть странной. Мне, почему-то, все время казалось, что она - не ребенок, а взрослый, каким-то неизвестным образом засунутый в детское тело. По крайней мере она никому не позволяла обращаться с собой как с ребенком. С матушкой, сколько я помню, у нее и тогда были отношения не особо теплые, а чем дальше, тем холоднее они становились Что касается ее матушки, то не знаю, за глаза о человеке я плохого говорить не хочу, а хорошего мне о ней сказать нечего. Короче, она требовала, причем в приказном порядке, чтобы Безымянная любила и почитала ее А ведь так нельзя В конечном счете, она даже уважение потеряла, а на сестренку орала дурным голосом за любую провинность, все равно, реальную ли, или ту, что ей, матушке, примерещилось. А сестренка не выносит крика вообще. Последнее время я ее, иной раз, оставлял ночевать у себя, потому что она домой боялась идти. Боялась, что на нее опять будут кричать, или смеяться. Личной жизни у нее не было - как у насекомого под увеличительным стеклом. Я просто поступить иначе не мог, не могу я смотреть, как она идет домой словно на казнь, как ее гонит страх и совесть. Безалаберная, распущенная Вконец обнаглела - последние слова Олег почти прорычал, улыбаясь в темноту вокруг лагеря, и эта улыбка была похожа на оскал. - Да я не видел в жизни своей девчонки, которая была бы настолько совестлива и строга к себе. Любой другой на ее месте сбежал бы из дома, а ее не пускала совесть и верность. Как она говорила - все-таки эта дама - ее матушка, и она, матушка, в конечном счете, хочет ей только добра, хоть и на свой лад И поэтому она возвращалась в дом, который и раньше-то не считала своим, а потом и вовсе ненавидела

 -- Ну, дела - тихо, словно сам с собой, пробормотал Валентин, притулившийся у вновь разгорающегося костра. - Я, вообще-то, предполагал, что что-то не так, как надо, но не представлял, насколько на самом деле паршиво. Если так, то, пожалуй, как здесь у нас - без дома вообще, лучше, чем-то, что было там И кстати, - слегка повысил он голос, - чего это мы все как-то расползлись? Давайте-ка все сюда.

Костер тихо потрескивал. Спокойные, рыжие языки пламени ничего общего не имели с бушевавшим некоторое время назад ослепительным голубым огнем, с воем и свистом вравшимся в небо.

 -- Ну и ну, зябко поежился Витек, припомнив огненный смерч, - там, где мы все жили раньше, я и представить себе не мог, что такое вообще может быть

 -- Я другого не могу понять, как это матушка Безымянной ухитряется пропихивать сюда свой треп, - Валентин поправил котелок над огнем и устроился поудобнее. - Ну, как посредники или кто угодно еще между собой общаются на расстоянии - это понятно, но как нечто похожее проделать между мирами? Мы же здесь для того мира - нигде. С'Гара может быть ты знаешь?

 -- Не знаю. Может быть это как-то связано с ее магической силой. Переходы между мирами - явление редчайшее, на уровне почти невозможного. Соответственно, никто об этом толком ничего не знает.

 -- Вот что С'Гара, - сказал вдруг Олег, - давай-ка ты этой ночью дежурить не будешь. Видок у тебя сейчас

 -- Спасибо, - немного смущенно ответил С'Гара, улегся и мгновенно уснул.

* * *

В серых предрассветных сумерках флаг с восходящим солнцем казался каплей красных чернил, уроненной на затасканную газету.

Все, решительно все вокруг, было серым и мокрым - облака, казалось, опиравшиеся на трубу паровоза, состав, здания, люди, земля - все было покрыто легкой водяной пылью.

Солдаты в строю переступали с ноги на ногу, сопровождавшие господину Харуяму офицеры хлопали себя руками по бокам, Катюха боролась с желанием свернуться клубком.

Только Локи с абсолютно безразличным видом стоял, подпирая какой-то столб, да сам Харуяма в парадном мундире, при мече, белых перчатках и массе наград - некоторые медали крепились почти на поясном ремне - стоял, выкатив глаза и демонстративно игнорировал погоду. Впрочем, фуражка у него уже начинала терять форму.

Харуяма выхватил меч и заоорал Смирно!?. Толпа солдат, после некоторого колебания, составила некоторое подобие строя.

 -- Поднять флаг!

Под энергичный грохот барабана и истошные вопли горна флаг вырками пополз вверх.

В строю продолжали топтаться и перешептываться, когда Локи, не меняя позы, негромко и как бы в пространство произнес:

 -- Разговорчики в строю.

Немедленно воцарилась полная тишина, первая шеренга даже вполне серьезно встала по стойке смирно?.

Ага, - подумала Катюха, - вот это уже интересно?, - и тихонько передвинулась ближе к Локи.

 -- Приспустить флаг! - проорал Харуяма, и флаг сполз на полметра вниз.

Харуяма, высоко задирая ноги, прошествовал к флагу. Левая его рука покоилась на ножнах, зато правая отлетала назад так, что, казалось, вот-вот ударится в затылок.

 -- Солдаты и командиры! - завопил он надтреснутым старческим фальцетом. - Я привез тяжелую новость. Еще один оплот цивилизации пал от предательского удара! Еще один город, недавно процветавший, превращен мутантами в развалины!

Но нельзя падать духом! Близится время ответного удара, который сокрушит проклятых выродков!

И, в ожидании этого исторического момента, каждый из вас должен ежедневно, ежечасно совершенствоваться, как подобает истинным сынам Ямато!

А главнейшее умение солдата - умение подчиняться. У нас становится правилом слишком много рассуждать. Я бы позволил себе сказать, что этот вредный обычай, занесенный с Запада, и дал те печальные результаты, свидетелем которых является наш народ. И если наша нация снова мечтает о том, чтобы возвеличить себя, то первая заповедь, которую следует соблюдать вам - это не рассуждать, а выполнять волю наших правителей.

Один из самых замечательных феодальных князей <> учил: Никогда не следует задумываться над тем, кто прав, кто виноват. Никогда также не следует задумываться над тем, что хорошо и что нехорошо. Спрашивать, что нехорошо, так же плохо, как спрашивать, что хорошо. Вся суть в том, чтобы человек никогда не вдавался в рассуждения.?

Постоянно быть готовым к беспрекословному выполнению любого приказа - вот наивысшая добродетель солдата!

Спустить флаг! Вольно! Разойдись!

Над строем пронесся вздох облегчения. Флаг рывками, дергаясь и заедая, пополз вниз, но Катюху это не интересовало. Гораздо более ее заинтересовала возникшая откуда-то из толпы густо накрашенная, с намеками на полноту, неопределенного возраста японка. Ловко лавируя среди толпы на плацу, она целеустремленно приближалась к тому месту, где стояло высшее начальство.

Ну и ну, - мысленно фыркнула Катюха, неприязненно разглядывая почти ничего не прикрывающее, с ярким, аляповатым рисунком платье незнакомки. - В ее возрасте вообще-то пора перестать такое носить. Платье никак не вяжется с макияжем, а макияж - с лицом. Кикимора старая. Но, с другой стороны, если это - самая красивая женщина на всей базе, то тем проще для меня. Меньше возни.? - Но вслух не сказала ничего.

 -- О, - проблеял господин Харуяма. - Какая честь для нас, какая честь! Госпожа Сато Нисикигон решила лично нас встретить!

Краем глаза Катюха заметила, что Локи тихо куда-то исчез.

Следующие минут десять ушли на то, что генерал и госпожа Сато занимались поклонами и катили друг на друга воз тарабарщины, видимо, на японском. Для Катюхи этот разговор был абсолютно непонятной галиматьей и она пропустила его мимо ушей.

Но тут пришла ее очередь знакомиться

Чинно и грациозно (в любом случае ей самой так казалось), госпожа Сато продефилировала в стороны Катюхи и остановилась аккурат в метре от нее.

 -- Добро пожаловать на нашу скромную базу - продекламировала, начинающим пошамкивать фальцетом, госпожа Сато.

Господин Харуяма торжественно произнес:

 -- Госпожа Сато Нисикигон Госпожа Кота

Женщины смерили друг друга многозначительными взглядами и обменялись вежливыми улыбочками.

Господин Харуяма расплылся в улыбке.

 -- Госпожа Сато, я с радостью препоручаю вашим заботам нашу гостью. Пожалуйста, помогите ей устроиться, не запятнайте нашу честь нарушением законов гостеприимства!

 -- Всегда готова услужить нашей гостье, - голос госпожи Сато буквально исходил патокой. - Ее присутствие - большая честь для нас. Извиняемся за то, что не можем устроить более достойную встречу. - Обратилась она к Катюхе. - Идемте, дорогая, я помогу вам устроиться, как подобает.

* * *

У костра сидел Дик, или кто-то очень на него похожий. Только теперь он был с человека размером, нет, даже крупнее, одет в камуфляж, а вместо передних лап были руки, и в руках - автомат.

 -- Ты что здесь делаешь? - спросила Безымянная.

 -- Охраняю тебя, - несколько рыкающим басом ответил Дик.

 -- Я теперь всегда буду вас охранять. Я сюда шел за ним, а нашел еще и тебя.

 -- За кем? - спросила Безымянная и вдруг проснулась.

Небо на востоке начинало светлеть. У костра, в той самой позе, в которой во сне сидел Дик, устроился Глеб.

 -- Ты спи, - шепотом сказал он. - Подъем еще через час.

И Безымянная заснула опять.

- Что с тобой? - встревоженный голос С'Гары вытянул ее из какого-то очень приятного сна. Девушка попыталась отмахнуться какой-то фразой и вернуться в сон, хотя бы ненадолго. Для этого нужно было вспомнить, что же ей снилось вспомнить

Она вспомнила.

Воспоминание это оказалось слепяще ярким, как пламя из пулеметного дула в полночь.

 -- Уйди! - закричала она на С'Гару. - Не смей меня трогать! Не смей на меня смотреть!

С'Гара отшатнулся.

Безымянная, дрожа от гнева и стыда, отвернулась от всех.

Ей снился впервые, сколько она себя помнила, эротический сон. Удивительно яркий, со звуками, запахами и всеми ощущениями. Такой яркий, каким бывает только сон. Такой яркий, что девушка чувствовала, какие у нее горячие и яркие губы, как соски напряжены до того, что кажется, проткнут спальник. Когда она просыпалась, ее ноги все еще сжимали того, кто ей снился.

А снился ей С'Гара.

Безымянная ни секунду не усомнилась в том, что сон был не случаен. Надо полагать, маг решил развлечься.

Девушка попыталась сесть, но не смогла: голова кружилась, и ноги не слушались. Оставалось только одно: лежать и ждать, пока вернутся силы.

Внезапно у костра опустился на землю тяжело дышащий ворон.

 -- Быстрее, готовьтесь уходить! - крикнул он. - Сюда идут танки! Много танков!

 -- Откуда? - устало спросил С'Гара. - Куда? Сколько?

 -- Стадо, что паслось южнее Большого Берлина, - сотни четыре. Мало старых. Здесь пройдет самый край. Вам отсюда одна дорога - на запад. Там колючка, доты, до них километров пять. Возможно, туда танки не пойдут.

 -- Спасибо, - очень невесело вздохнул С'Гара. - Быстро, собираемся! Безымянную - на носилки. Глеб, прикроешь отход. Я - впереди.

Наспех затушив костер, компания бегом двинулась на запад.

Минут через сорок С'Гара, шедший впереди, предостерегающе поднял руку. В кустарнике и молодом лесу постепенно затягивающем старые поля появилась широкая прогалина, а за ней - плотные спирали колючки. А из оставшегося в паре километров позади компании леса выползли три грязно - зеленых пятна.

 -- Они идут по следу, - устало сказал С'Гара и, поглядев в бинокль, добавил - старый и два молодых. Окопаться мы не успеем - значит, заляжем. Если они подойдут близко, попробуем расстрелять в упор. Уязвимы у них в основном борта. По лапам стрелять бесполезно. Без любых трех он продолжает идти.

Танки вскоре приблизились метров на двести.

Это действительно были один большой и два маленьких. Выглядели они очень странно. Большой был длиной метров в шесть, мелкие - около трех. Прямоугольные, скошенные спереди, со странным выступом сзади, в размытом зеленом рисунке. Олегу они показались помесью таракана с безбашенным самоходным орудием, типа шведского StRV. Они перемещались почти бесшумно. Большой - прямо, мелкие бегали вокруг.

 -- Плохо, - негромко произнес С'Гара, - ветер от нас. Учуяли.

Глеб приподнялся и выстрелил, и перекатился.

Пуля выбила несколько осколков из танка, и тот немедленно повернулся и удивительно метко выплюнул сгусток дурнопахнущей зеленой <>. Кокон упал на то место, где только что лежал Глеб. Трава, на которую попали брызги, немедленно пожелтела.

 -- Осторожно, это очень едко, - предупредил С'Гара.

Танки маневрировали, не приближаясь, а в старой дренажной канаве компания шепотом совещалась.

 -- Ночью они подойдут в упор, - говорил С'Гара, - поэтому от них надо избавиться до темноты. Худшее, что может произойти - они позовут на помощь. Если один из маленьких танков уйдет, нам придется прорываться через колючку, с десятком танков мы не справимся ни в коем случае.

 -- А могут они сами уйти? - спросил Олег.

 -- Не думаю, - вздохнул С'Гара, - у них подкрепления под боком. Танки, почуявшие добычу, просто так не уходят. Я попытаюсь обойти их и забросать гранатами. Если они отвлекутся на меня - стреляйте в борта.

 -- А глаза у них где? - спросил Серега.

 -- Сверху головы - десяток простых, - объяснил С'Гара, и в смотровой щели - два сложных. Не попадешь.

 -- Голова - это выступ сзади?

 -- Где у танка перед, а где зад - вопрос философский, - усмехнулся С'Гара. Он ходит брюхом вперед, а ртом назад.

 -- Ясно все, - подвел итог Олег. - Слушай, а может я пойду? Случись что с тобой - все пропадем

 -- Вместе, - твердо ответил С'Гара. - Ты вперед, потом я.

 -- Понял

Едва С'Гара выскочил из канавы, как из кустарника, в корму танкам, ударили четыре ствола: по звуку - крупнокалиберные пулеметы. Один из маленьких танков тут же осел, второй бросился было бежать, но напоролся на очередь, разворотившую его по всей длине, большой даже не успел наполовину развернуться к новому врагу, когда Глеб всадил ему в борт очередь, а у самого танка разорвались две гранаты. Танк накренившись, еще пару секунд полз, но еще три гранаты остановили его.

Секунд пятнадцать стояла полная тишина.

 -- Кто стрелял? - крикнул С'Гара.

 -- Мы, командир, - ответил незнакомый голос и из кустов поднялись и бегом направились к компании шесть странных существ.

Увидев их, в первый момент все в компании подумали, что это, пожалуй, будет пострашнее танков. В камуфляже, в полной выкладке, существа эти казались неестественно коротконогими, приземистыми и несколько сутулыми, но когда они приблизились, то оказалось, что ростом они почти в три метра. Их складчатая, грубая, серая кожа была почти безволосой. Словно какие-то звери задумали превратиться в троллей и бросили дело на середине. Лица их больше походили на звериные морды с маленькими темными глазками и мокрыми кожаными, совсем собачьими носами, а во рту виднелись внушительных размеров клыки совсем не декоративного вида.

Приблизившись, существа выстроились удивительно четкой шеренгой и дружно отдали С'Гаре честь.

 -- Мы вмешались без приказа, - отрапортовал правофланговый, - но я счел, что командиру угрожает опасность. Приказ открыть огонь отдал я. Готов понести наказание. Лейтенант Зигфрид, взвод Альфа, восемнадцатая рота.

Несколько секунд компания молча переваривала сказанное, затем С'Гара ошеломленно спросил:

 -- Отарки?

 -- Так точно, командир, - отчеканил Зигфрид.

 -- Вы уцелели? - С'Гара был ошеломлен. Радость и недоверие - всего поровну.

 -- Так точно. В настоящее время - порядка пятисот батальонов. ДО пятидесяти рот дислоцировано в Европе, остальные - тайга, приуральская и зауральская.

 -- Вот это да - пробормотал озадаченно С'Гара. - Спасибо вам за помощь!

 -- Рады стараться! - рявкнули все шестеро.

* * *

Безымянная отстраненно наблюдала за происходящим. Она понимала, что пользы от нее сейчас немного, но это ее волновало в последнюю очередь - нарваться на пулю или сорваться каким-то иным образом может каждый. Ей самой это было не впервой, так что и дергаться нечего. Восстановлюсь, никуда не денусь,? - думала девушка и понимала, что восстановится быстро, хотя и не совсем понимала, каким образом ее угораздило сорваться. Она перебирала в памяти вчерашний вечер - вроде как все было как обычно, хотя на задворках сознания маячило ощущение, что было еще что-то совсем не то ну да ладно. Гораздо хуже был день сегодняшний, пожалуй, это было также скверно, как тогда, когда Олег по пьяни предложил ей выйти за него замуж. Безымянная помнила, как потом месяца два с ним после этих слов не разговаривала. Но сейчас было, пожалуй, хуже. Противнее. Девушка чувствовала себя так, словно весь мир вдруг предал ее, и она неожиданно осталась в одиночестве. Ей казалось, что все как-то изменилось, она не могла сказать как, но и мир вокруг, и отряд, с которым она так долго шла, все в одночасье стало чужим и непонятным. Словно между ней и остальными возникло помутневшее от времени стекло. А воспоминания о прошедшем под утро сне добавляли во все это еще больше сумятицы. Там, во сне, все было совсем не так Она помнила: все, что там происходило, было правильно. Это было чисто и честно. Более того, воспоминание говорило - это правда. Так должно было быть. Так, и никак иначе.

А здесь, в реальности, Безымянная не знала, куда деваться от тяжелой, горячей волны отвращения к самой себе, ярости и жгучего стыда.

Какое право этот чужак имел соваться ко мне, хотя бы и таким образом? Я понимаю, без него мы все здесь пропали бы, но как ему можно верить после такого? Это подло, низко и подло, пользоваться тем, чему мы все ничего не можем противопоставить, ведь это он - маг, а мы-то - нет Я не понимаю этого, я не понимаю, что происходит, как я могу поверить тому, что не могу понять?? - мысли бегали по кругу, словно испуганные животные в клетке.

Сколько помнила себя Безымянная, эротические аспекты взаимоотношений полов ее никогда не интересовали. Ей до этого просто не было дела. Безразличие, иногда легкое отвращение - вот и все. Тема по умолчанию. Никому не отдавая свою любовь, она не искала ее и у других, а ее друзьями становились те, кто умел держаться от нее на расстоянии. Прикосновения чужих рук ей всегда были неприятны, не вызывая ничего, кроме ярости и отвращения. Дружить она умела и дорожила отношениями со своими немногочисленными друзьями, но эти люди оставались для нее друзьями и никем больше. Кроме взаимного уважения между ними было только меньше, чем совсем ничего. Эротика ей была чужда. Даже во сне. В своих снах, больше всего похожих на черно-белую, лишенную звука, изношенную кинопленку, она всегда оставалась сторонним наблюдателем, а если сны были яркими, чуть ли не реальнее яви --она действовала там всегда одна. Единственно реальная. Остальные всегда оставались не стоящими внимания тенями. А этот сон То, что происходило в нем, Безымянная сейчас не могла объяснить ничем, кроме чужой магии. И тем больше было отвращения и стыда сейчас, когда она осознавала, что во сне ни отвращения, ни стыда не было. Там она сама шла, нет, не шла - бежала навстречу тому, кого осознавала чужаком сейчас, и кто там был больше, чем просто своим. Он был единственным. И было ничем не замутненное счастье.

Теперь же омерзение и стыд заставили померкнуть все краски. Впрочем, удивления не было. Если то, что было, было логической подлостью, то чему тут удивляться? Подлость остается подлостью, неважно, какого она сорта, магического или обыкновенного. Так же, как и измена. Между изменой на войне и изменой в жизни, в сущности, никакой разницы нет, а и на подлость, и на измену Безымянная за свою жизнь насмотрелась достаточно. Осталось просто уйти в себя. Никакой другой дороги, видимым образом, не наблюдалось.

Ее не испугали танки. Если деваться некуда, то и пугаться смысла нет. Появившиеся отарки тоже страха не вызвали. Она слышала про них раньше, от того же С'Гары. В отношении их бы, скорее, интерес, пробившийся через апатию. В этих больших и, на вид, нескладных существах было что-то неуловимо напоминавшее хорошо обученных собак. А еще - ощущение, знакомое ей по ее же снам, ощущение присутствия большого, сильного, но вместе с тем теплого и спокойного, бесконечно дорогого для нее существа. Только у того существа не было ничего собачьего, что проглядывало в отарках. Девушка слушала их перекличку и запоминала имена. Зигфрид. Урсула. Филипп. Михель. Фенька. Манька. Она чувствовала, что отарки пойдут со С'Гарой. Куда угодно.

Потом был разговор, половину которого она не поняла (или простои пропустила?). Из того, что она смогла запомнить, речь шла о том, чтобы пробиться через колючку и занять доты прежде, чем снова появятся танки. Сколько времени шел разговор, она не разобрала. А потом, как-то незаметно, около нее оказались Витек с Валентином, зачем-то с оружием наизготовку. Леший с ними, - подумала Безымянная, - не приближаются, и ладно. И то хорошо.? После того, что произошло утром, между ней и всеми остальными повисла какая-то неестественная настороженность. Умом девушка понимала, что это неправильно, но перебороть себя не могла. Тут трава раздвинулась и рядом с девушкой появилось два отарка. Безымянную удивило то, что эти большие существа двигались беззвучнее бабочек, ни трава не зашуршала, ни снаряжение не брякнуло. Один из отарков остался у нее в головах, так, что девушка при желании могла бы до него дотянуться, второй устроился в ногах. Это походило на конвой, но с отарками Безымянной казалось, почему-то, спокойнее, чем с теми, с кем она шла с самого начала. Может быть, потому, что слишком уж нечеловечески они выглядели.

Тем временем, где-то в стороне, снова поднялась стрельба. Иногда там слышались взрывы и что-то с треском горело, но что там доподлинно происходило - оставалось только гадать. Не так-то много можно увидеть, когда лежишь на натянутой на пару жердей плащ-палатке среди густой, высокой травы. Трава и небо. Больше ничего. Что все-таки происходит там, за травяными зарослями? Неизвестность - она хуже, чем совсем ничего, хуже, чем самая скверная информация.

---